Таким образом, чтобы совершить то или иное действие, за него должны проголосовать наши нейроны. Активация – производство электрического сигнала – означает, что они поддерживают это решение. Отсутствие активации означает, что не поддерживают. Если предложение принято, мы делаем то, что планировали. Если оно не принято, то мы просто ничего не делаем.
Но наши нейроны не могут воздержаться от участия в голосовании. Нет электрохимического ограждения, на котором нейрон мог бы припарковать свою синаптическую задницу. Также у нейронов нет возможности устроить повторное голосование. Они принимают черно-белое решение: либо да, либо нет.
Клетки нашего мозга и нервные клетки занимаются своими делами в соответствии с тем, что нейрофизиологи называют принципом «все или ничего». Это означает, что в момент, когда надо принять решение, мы либо встаем и идем выпить кофе, либо продолжаем работу. То, что мы думаем в процессе, не имеет значения. Мы вполне можем испытывать смешанные чувства по поводу перерыва. И мы можем мучиться часами, пытаясь сделать выбор. Но, в конце концов, когда бухгалтерская книга того, что мы сделали, и того, чего не сделали, отправляется на публичный аудит, все становится значительно проще.
Либо кофеин, либо конец. Башни-близнецы или конец. Другая сторона улицы или конец. Либо то, либо это. Нет других вариантов.
Каждое решение, которое мы принимаем, включает в себя проведение линии между тем, что мы делали до того, как мы приняли это решение, и тем, что мы делаем после принятия решения. Линия во времени («тогда» и «сейчас») и в пространстве («здесь» и «там»). Любое действие предполагает выбор. А любой выбор влечет за собой отделение одного пути от другого. Мы не можем находиться в двух местах одновременно. Мы экстремисты с ног до головы.
Наш мозг – это котел радикализации. Когда нейрон принимает решение, все остальное перестает быть важным.
И это означает, что у нас есть небольшая проблема. Нашим мозгом может управлять рассадник горячих голов по принципу «все или ничего» – радикальное ополчение фанатичных революционных нейронов. Но жизнь, которую мы ведем, пространства, которые мы преодолеваем, закодированы и зашифрованы на другом категориальном языке, имеют совершенно другую метафизическую согласованность. Мы живем в мире, в котором нет бинарных, черных и белых дихотомий. Мы живем в среде, состоящей из возможностей, вероятностей и серых зон.
Парадокс настолько же очевиден, насколько и неразрешим. Если мозг представляет собой неизмеримое, запутанное собрание полемических, фундаменталистских командных ячеек, чей лозунг – «Сделай или умри», то призывы к действию, на которые они должны ответить, представляют собой инопланетные задания, полностью несовместимые с их экстремистскими электрохимическими протоколами. Но мы реагируем, потому что нам нужно принимать решения. Змей нужно отличать от палок. Грабителей от не грабителей. Террористов от не террористов. Но что есть, то есть.
В этой книге мы снова и снова убеждались, что линии – наши самые большие защитники. Выстраивание границ – это создание отличных друг от друга категорий. Оно подавляет угрозу информационного восстания, когнитивного и перцептивного расстройства, загоняя сброд неуправляемого, мародерствующего «иного» в отдельные загоны психологически запечатанной реальности, концептуально представленной в единичных, дискретных и изолированных категориях, где шум поддается контролю и сдерживанию.
– Все следует делать настолько просто, насколько возможно, но не проще, – заметил однажды Альберт Эйнштейн.
Линии упрощают нашу жизнь. Проблема, однако, в том, что простота лежит в спектре. А он, в свою очередь, неоценимо, чрезмерно сложен.
Приложение I
Лингвистика и восприятие цвета
В 1969 году американский антрополог Брент Берлин и лингвист Пол Кей предположили, что различия в восприятии цвета в разных культурах основаны на различии в количестве основных цветовых терминов, которыми обладает каждая культура. Основной цветовой термин (ОЦТ) – это слово для обозначения цвета, которое можно использовать для описания самых разных объектов (в отличие от слова «блондинистый»), является монолексемным (в отличие от слова «темно-зеленый»), и его регулярно используют в повседневной речи большинство носителей языка (в отличие от слова «пурпурный»).
В языках современных индустриальных обществ есть тысячи слов для обозначения цветов, но лишь несколько основных цветовых терминов. В английском их 11: красный, желтый, зеленый, синий, черный, белый, серый, оранжевый, коричневый, розовый и фиолетовый. В славянских языках их 12, с отдельными основными терминами для голубого и синего.