Черное перо серой вороны

Пока Николай Афанасьевич парился в бане, Пашку и Светку захватили утренние заботы, которые для Пашки были обычными, а для Светки в диковинку. Тем с большим рвением она в них погрузилась. Для начала надо было собрать куриные яйца. А это не такое простое дело. Конечно, в птичнике оборудованы места для кладок, но куры почему-то с наступлением теплых дней предпочитали откладывать яйца то среди картофельных грядок, то в куче конского навоза, то в лопухах, то еще где. С некоторых пор у Пашки даже выработалась привычка вслушиваться в куриное квохтание и запоминать место. Если вовремя яйцо не отыскать, то пиши пропало: хорек или лиса могут не только яйцо утащить, но и саму курицу. Так что едва за Николаем Афанасьевичем закрылась дверь в баню, Пашка повел Светку проверять куриные тайники. Для Светки это было открытие в другой мир, о котором она не имела ни малейшего представления. Она с радостным визгом кидалась к обнаруженному яйцу, еще теплому и такому белому-белому, что просто удивительно. Два раза они замечали хоря, но тот, весь черный, показав свою изумленную белую мордочку, похожую на маску, с короткими ушами и большими черными глазами, предпочел дать деру. Однако в одном месте он уже успел-таки напроказничать: среди травы они случайно приметили скорлупу от яиц, и Светка так опечалилась по этому случаю, что Пашке пришлось ее утешать. И все-таки с десяток яиц они набрали в берестяное лукошко, и довольные, водрузили его на кухонном столе.

Затем Светке пришла в голову идея приготовить завтрак. Ей хотелось угодить дяде Коле, который так благожелательно к ней отнесся, а она-то боялась, что он возьмет ее да и выгонит. Еще и накричит. Потому что про дядю Колю на даче говорили разное. В том числе и о том, что он живет как дикий медведь, людей не любит, и люди его не любят тоже. А оказалось все совсем не так, а очень даже хорошо.

После долгих споров Светка и Пашка остановились на оладьях, для которых имелось все: и мука, и молоко, и сахар, и соль, и даже питьевая сода. А самое главное — имелась почти целая кринка сметаны, припасенная Николаем Афанасьевичем загодя специально для сына.

Пашка уже имел опыт по части приготовления теста для оладий и самих оладьев. У Светки такого опыта не было, зато оладьи или блины часто подавались у них на даче на завтрак: со сметаной, с медом, с красной, а иногда и с черной икрой, с красной и белой рыбой, иногда даже с крабами, с клубникой или земляникой. Мед в лесничестве имелся, потому что имелись ульи. Клубника с земляникой уже начали отходить, но на грядках еще можно было отыскать среди листвы спелые ягоды. И даже очень крупные. Зато полно малины и ежевики, красной и черной смородины, из чего можно сделать такое ассорти, что оближешь каждый пальчик. Светка так уж и видела, как дядя Коля и Пашка облизывают свои пальцы.

Сказано — сделано. Пыхтя и весело перебраниваясь, они замесили тесто. Правда, его пришлось долго взбивать большой деревянной лопаткой, чтобы не осталось ни одного комочка, но и эта, самая, пожалуй, трудная работа была выполнена. В печке уже вовсю горели дрова, стреляли и трещали от жара, а Пашка все подкладывал и подкладывал те, что потоньше, чтобы скорее прогорели и образовали угли.

Николай Иванович, распаренный, вошел в избу, когда Пашка водрузил большую сковороду прямо на угли, на которой белели оладьи — одни поменьше, другие побольше, круглые и со всякими закорючками, похожие то на цыплят, то на утят и бог его знает еще на кого, придуманные Светкой.

— Ух ты! — воскликнул Николай Афанасьевич, разглядывая раскрасневшиеся лица ребят. — Ай да молодцы! А я-то иду и думаю, чем это таким вкусным пахнет.

И хотя его удивление было деланным и не совсем искренним, Светке почему-то оно особенно было приятным.

— Это все Паша! — воскликнула она. — Я, дядя Коля, совсем готовить не умею.

— Ничего, научишься: дело не хитрое, — утешил ее Николай Афанасьевич, и Светка вспыхнула и как-то особенно похорошела. Но это заметил только Николай Афанасьевич. Пашке же было некогда что-нибудь замечать.