Черное перо серой вороны

— Оставляю вас, Валерий Витальевич, на попечение моей благоверной, — произнес он, обращаясь к Валере, который тоже встал, отодвинув в сторону стул. Чебаков замахал руками: — Сидите, Валерий Витальевич, сидите! Это у меня все дела и дела, а вы пока отдыхайте. — И, повернувшись к жене, состроив умильную физиономию: — Розочка, лапочка, покажи Валерочке усадьбу, познакомь его с папой… Очень, между прочим, интересный для журналиста человек, — добавил он, снова обращаясь к Валере. — Много чего повидал, много чего знает из нашего прошлого. А я через часик-полтора вернусь, и мы продолжим с вами беседу на интересующую нас тему. И с людьми интересными я вас познакомлю. — И снова к жене: — Скажи Куркову, чтобы покатал гостя на катере. Одним словом, займи Валерия Витальевича в мое отсутствие.

— Ах, Андрюша, с огромным удовольствием! — воскликнула Розалия Борисовна, молитвенно сложив руки перед собой, будто перед нею стоял не муж, которого она поносила почем зря менее часа назад, а сам Иисус Христос. — Если, конечно, Валерий Витальевич не возражает! — добавила она, широко распахивая желто-зеленые, как у кошки, глаза, жирно обведенные тушью, высоко вздымая морщинистую грудь, в ложбинке которой мотался большой золотой крест на золотой же цепочке.

— Валерий Витальевич не возражает, — подхватил Валера, расшаркиваясь, хотя ему уже осточертело видеть и слышать эту молодящуюся бабу, не способную без ужимки произнести ни единого слова.

Андрей Сергеевич, напутствуемый женой, которая время от времени пыталась вызвать дочь из неведомого далека с помощью мобильного телефона, пошел к двери.

— Если увидишь этого оборванца Пашку, надери ему хорошенько задницу! — крикнула Розалия Борисовна ему вслед. — Ишь каторжане чертовы! Моду взяли к чужим девкам лепиться! — Затем, обращаясь к Валере, кокетливо повела обнаженными плечами и продолжила томным голосом: — Ах, Валерий Витальевич! Вы уж извините меня за грубое слово: ну никак не могу успокоиться, что моя дочь ночевала в лесничестве. Кто его знает, чем они там занимались. Ведь удрала, никому ничего не сказав. Даже не подумала о своей матери, каково ей переживать подобное. А у меня гипертония, голова раскалывается — и все из-за нее, все из-за нее.

Валера сочувственно покивал своей лохматой головой, так и не решив, что ему делать: то ли кинуться вслед за мэром, то ли продолжать корчить из себя светского повесу, то ли вернуться в город, в котором его наверняка ждет Аделаида.

* * *

Дверь за Андреем Сергеевичем закрылась, отрезав рокочущий бас Валеры и воркующий голос жены.

«Вот уж дура так дура, — думал о ней Чебаков с привычной брезгливостью, спускаясь по ступенькам крыльца к ожидающей его машине. — Давно ли сама с хлеба на квас перебивалась, давно ли считала каждую копейку, а перед ним, Чебаковым, стелилась цветастым ковриком. А теперь, видишь ли, каторжане и оборванцы. Черт меня дернул на ней жениться! И вот ведь ситуация: никуда от нее не денешься. Начни разводиться, половину отдай. А с какой стати? Сама-то она ни гроша не вложила ни в квартиру, ни в дачу — буквально ни во что. А теперь — как же: вумэнша! Тьфу, мать ее!.. Одно только и удерживает меня от решительных шагов, что, в сущности, она не мешает мне жить так, как хочется. Ну — орет. Ну — кривляется. Ладно, пусть орет и кривляется. Вовсе не обязательно на нее смотреть. Тем более слушать. А так что ж, жить можно. А вот Светка… И чего она нашла в этом мальчишке? И не мальчишка даже, а пародия на девчонку. Бывает же…»

У парадного крыльца возле черного лимузина топтался дядя Владя. Увидев хозяина, он поплевал на сигарету, бросил ее в урну, предупредительно открыл переднюю дверь машины.

— Ты, дядя Владя, дай мне сегодня порулить, — решительно велел Андрей Сергеевич, минуя своего шофера и открытую им дверь. — А то совсем разучусь.

— Так это, Андрей Сергеич, не имею права. К тому же вы вчера некоторым образом перестарались. Мало ли что, а с меня спросят.

— Ну кто с тебя спросит, голова садовая? — проворчал Чебаков, обходя машину. — Я что, собираюсь в Москву на ней ехать? Я и в лучшие-то годы туда на машине старался не ездить: как поедешь, так обязательно вляпаешься. Иногда по нескольку раз приходилось гаишникам давать на лапу. То ли дело — электричка: сел и подремывай. А по нашей дороге если куда и залечу, так разве что в канаву. Да и не такой уж я поддатый, как тебе кажется. И время сколько прошло со вчерашнего… А мне надо развеяться. Я, когда за рулем, ни о чем не думаю. Буквально ни одной мысли. А когда сижу рядом с тобой, они, мысли эти, черт бы их побрал, так и лезут в голову, так и лезут. Так что не возражай! Гнать я не буду, так, потихонечку. Тут и ехать-то…

— Что ж, под вашу ответственность, Андрей Сергеевич, под вашу ответственность, — отступил дядя Владя, занимая место пассажира на переднем сидении.

— Ты еще с меня расписку возьми за эту ответственность, — огрызнулся Чебаков, усаживаясь за руль.