Черное перо серой вороны

Они сидели за столом, накрытом клеенкой, и уплетали оладьи, намазывая их медом, затем макая в сметану с размятыми в ней ягодами, запивая чаем, настоянном на разных травах. Светке казалось, что ничего более вкусного она в своей жизни не пробовала. И вообще она чувствовала себя так, будто Пашка и бородатый и угрюмоватый дядя Коля и есть ее настоящая семья. Даже этот дом, с торчащими из пазов между растрескавшимися бревнами клочками мха, большая русская печка, давно не беленая, от которой так вкусно пахнет пылью, кирпичами и почему-то березовыми вениками, этот не крашеный пол, на котором лежат цветастые самодельные половички, деревянные и несколько прогнувшиеся потолки, маленькие окошки с двойными рамами, лавки и табуретки вдоль стен и у большого стола, сколоченного из толстых досок, черная икона в углу с мрачным волосатым дедом, сам двор, по которому разгуливают куры, утки и гуси, огороженный крепким тыном, железная крыша, дымящая кирпичная труба, глухой лес, окружающий со всех сторон лесничество, солнечные лужайки и речка, в которой корявые ивы полощут свои зеленые косы — все казалось ей милее и роднее большого причудливой архитектуры дома, цветочных клумб, подстриженных газонов и ухоженных аллей.

— Ой, как мне не хочется отсюда уезжа-ать, — жалобно произнесла Светка, оглядывая горницу. — Так бы у вас жила и жила.

Пашка с испугом глянул на отца и, уткнувшись в тарелку, принялся выбирать оладьей остатки сметаны и раздавленных ягод.

— Что ж, оставайся, — спокойно произнес Николай Афанасьевич. Затем спросил: — Твои-то знают, где ты сейчас находишься?

— Ой, ну что вы, дядя Коля! Им это совсем не интересно! Мама только и крутится возле зеркала. Да ходит по поселку от одной подруги к другой. Папа всегда занят. Даже в выходные. К нему все время кто-нибудь приезжает, они запираются в его кабинете и о чем-то все шепчутся, шепчутся…

— Так уж и шепчутся, — усмехнулся Николай Афанасьевич. — Выдумываешь ты все, малыш.

— И совсем даже не выдумываю! — воскликнула Светка, всплеснув обеими руками. — У них всегда какие-нибудь секреты. А разве могут быть секреты, если гласность и это… и прозрачность? Это же неправильно. Правда?

— Ну почему же? Очень даже могут. Потому что на практике любой вопрос сперва лучше всего обсудить в узком кругу с привлечением специалистов. А уж потом выносить его на люди. Толпа не может принимать правильного решения. Потому что толпа состоит из самых разных людей: умных и дураков, знающих и невежд, и просто бузотеров, которым лишь бы поорать. Так что у руководителей, таких, как твой отец, всегда есть и должны быть секреты, то есть вопросы, на которые не найдены единственно правильные ответы…

Николай Афанасьевич помолчал и, видя, с каким интересом его слушают эти слишком рано посчитавшие себя взрослыми дети, продолжил:

— Другое дело, когда принимаются решения, заведомо идущие не на пользу общества, а ему во вред. Или на пользу небольшой его части. Тогда — да, тогда шептаться будут всегда, а на люди выносить такие решения, в которых непосвященному человеку разобраться невозможно. Или очень и очень трудно. Потому что это даже и не решения, а действия, скрывающие правду.

— Так я о том же и говорю, дядя Коля! — воскликнула Светка. — Паша с ребятами написал на гаражах против Осевкина, а они взяли его и побили. Да еще покрасили. Разве это правильно?

— Конечно, не правильно, — согласился Николай Афанасьевич, с любопытством разглядывая Светку.

Его удивляло, что дочь мэра рассуждает совсем не так, как ей положено по статусу, что она вообще выглядит взрослой девушкой, несмотря на свои пятнадцать лет. В то время как Пашка по сравнению с ней смотрится ребенком и вряд ли их дружба приведет к чему-нибудь хорошему. По крайней мере в ближайшие год-два. А если между ними любовь, то и в этом случае Светка в ней главенствует, а Пашка всего лишь плетется у ней на поводу. А еще Николай Афанасьевич знал, что, несмотря на свое отцовство, не имеет ни малейшего понятия, как вести себя с детьми, надо ли вмешиваться в их отношения или предоставить времени расставить все по своим местам. Он чувствовал неловкость перед ними за свое незнание, за то, что в те далекие годы, когда все было еще более-менее ясным, он почти не уделял внимания своим детям, препоручив заботу о них своей жене, а она, как и мать Светки, больше заботилась о себе. И вот они получили то, что получили: семьи нет, дети — каждый сам по себе, а он опять в стороне. И, чтобы увести разговор от щекотливой темы, посоветовал:

— А все-таки, Светик, позвонить родителям надо. Может, они тебя ищут. Тебе только кажется, что они на тебя не обращают внимания. На самом деле все, что они делают, направлено на то, чтобы устроить твою жизнь наилучшим образом. Вот когда вы вырастите, тогда будете сами принимать решения. Но принимать вы их будете, исходя из того, что дали вам ваши родители. Ты это понимаешь?