Черное перо серой вороны

Народ все подваливал. Исключительно мужского пола. Всем Осевкин кланялся и пожимал руки, говорил несколько дежурных слов, тут же отвлекался на нового посетителя, избегая длительных разговоров с любителями потрепаться ни о чем, особенно из тех, кто мало что значил в этом мире. Ближе к восьми вечера поток посетителей практически иссяк, и Осевкин, оставив за себя Шахиншаха, — то ли киргиза, то ли узбека Аслана Асланбекова, он же директор Заведения, знаток восточных церемоний, — поднялся на второй этаж, прошел через зал ресторана, поговорил с метрдотелем и скрылся через боковую дверь, ведущую в отдельный маленький зальчик, где уже собрались самые-самые. Из самых-самых за столом, представляющим из себя букву «О», внутри которой разместился цветник и два фонтана с красными рыбами, но так, чтобы не мешать видеть всех и каждого в отдельности, уже сидело пять человек, трое толклись рядом, что-то обсуждая и поглядывая на большие настенные часы. Все были одеты в пестрые шелковые халаты, лица красные после сауны и бассейна, за каждым креслом стояла девица в набедренной полупрозрачной повязке, такая же повязка стыдливо прикрывала их груди. Девиц выбирали клиенты, но правила гласили, что никто не мог выбрать одну и ту же подряд более двух раз.

За столом не хватало двоих: мэра и начальника полиции. Осевкин отметил это сразу же и насторожился. Однако вида не показал. Сбор был установлен на восемь часов ровно, а кто опоздал, тот опоздал, какой бы пост ни занимал в этом городе. Девятеро одного не ждут.

Осевкин, выделяясь среди других своим великолепным тюрбаном, — он мог позволить себе подобную вольность, будучи владельцем Заведения, — занял свое место, но не во главе стола, нет, а там, где распорядился жребий, брошенный года три назад. Он искоса глянул на заместителя мэра Вениамина Чулкова, который был его, Осевкина, глазами и ушами в высших эшелонах городской власти. Чулков на этот мимолетный взгляд чуть дернул нижней губой, давая понять, что пока ему ничего доложить своему хозяину.

Но Осевкин, если и не знал точно, то вполне мог предположить, что задержало первых лиц города нечто очень важное. Остается узнать, с кем, где и что говорили. У него здесь везде свои люди, в крайнем случае завтра утром они доложат. Не к спеху. И он, выбросив из головы эту заковыку, отдался действу, с некоторых пор принявшему форму ритуального обряда.

За спинкой стула Осевкина едва дышала одна из двоих новеньких, которую звали Аллой: тонколицая блондинка с точеной фигуркой, с острыми грудями со средний мужской кулак, большими синими глазами, немного испуганными, но это как водится в самом начале, а потом пройдет. Осевкин даже не взглянул на нее, когда приблизился к своему стулу: во-первых, он видел ее на экране телевизора во всех мыслимых позах; во-вторых, нет никакого резона обращать внимание на девчонку, которая принадлежит тебе безраздельно и должна чувствовать только это и ничего больше.

Алле же, напротив, казалось, что все только на нее и смотрят, и она в томительном ожидании нервно теребила бахрому набедренной повязки, обнимающей ее не вполне еще оформившиеся бедра. Это был ее первый «выход», к которому она готовилась больше месяца, не покидая этого здания без единого окна, где их хорошо кормили и в то же время заставляли часами изнурять себя в тренажерном зале, точно из них готовили балерин или художественных гимнасток, взвешивая утром и вечером и следя за каждым граммом их тела. Тетя Катя, женщина строгая, способная причинить своим подопечным острую боль за любое неповиновение, при этом не оставляя на теле никаких следов, откровенно объяснила новеньким с первых же минут, для чего их готовят, предупредив, что отсюда им не вырваться, а кто попытается, той не позавидует даже приговоренный к пожизненному заключению. Правда, те девочки, что здесь с самого начала, уверяли, что все не так страшно, главное — не впадать в истерику, воспринимать все как должное, потому что природа их и создала именно для этого, зато потом, поднакопив деньжат, они могут выпорхнуть из этого заведения на свободу и устраивать свою жизнь так, как им захочется. Тем более что уже через месяц, еще ничего не заработав, девчонки получили задаток по двадцать тысяч рублей, который им предстоит отработать. Может, так оно и будет в неопределенном будущем, но пока еще никто не выпорхнул. Впрочем, и само Заведение существует всего несколько лет, первые девочки, поступившие сюда в самом нежном возрасте, не успели ни постареть, ни утратить своего шарма, разве что некоторые из них перешли из разряда избранных в разряд всех прочих, обслуживающих Большой зал.