Черное Рождество

— Как вы сказали? — встрепенулся полковник Горецкий. — Из Вильно?

— Ну да, а что?

— Ах, вот теперь я вспомнил… Вильно, аптекарь Зильбершван… Но это было давно, почти тридцать лет назад… А вы знаете, что покойный Стасский тоже был родом из Вильно? Там много поляков.

— Не знала. — Юлия Львовна рассеянно смотрела в окно и вдруг заметила во дворе Бориса Ордынцева.

Он понуро бродил, обходя попадавшихся на дороге татар, которые собирались на похороны Мусы. Почувствовав ее взгляд, он поднял голову и посмотрел на нее жалко и беспомощно. Она поняла, что он подозревает ее в убийстве Стасского, что волнуется за нее, что хотел бы ей помочь, но не представляет, как это можно сделать. Еще она поняла, что он ничего не рассказывал полковнику Горецкому о прошедшей ночи, а если старый лис сам о чем-нибудь догадался, то пусть и остается со своими догадками, от Бориса и от нее он ничего больше не добьется. То, что произошло прошлой ночью, касается только их двоих, и нечего несносному полковнику совать нос в чужие дела. Борис вздохнул и отвернулся. Светлые волосы, этот поворот головы… Сердце сдавила привычная тоска.

— Господин полковник, вы удовлетворены моим рассказом, — подчеркнуто сухо спросила она, — могу я быть свободной?

— Да, конечно, но вы не рассказали мне, что вы думаете по поводу лейтенанта Ткачева?

— Я мало общалась с ним во время пути. А потом уже здесь видела, что они со Стасским тоже на ножах. Стасский умел и любил говорить людям отвратительные вещи. Так и с Ткачевым: когда он после тоста подошел к Стасскому и просил выпить с ним из одного бокала в знак примирения и того, что все их разногласия забыты, Стасский усмехнулся так неприятно и сказал, что побоялся бы пить с ним из одного бокала, но раз Ткачев уже отпил, то он тоже отважится. Странно, он как будто предчувствовал, что его отравят… — удивленно произнесла Юлия Львовна.

— Вы точно помните, что он так сказал? — заинтересовался Горецкий. — Вы хорошо слышали?

— Ну да, я сидела с бокалом, а Стасский все вертелся возле меня, и когда лейтенант подошел, они оказались рядом. И Стасский ответил на предложение выпить… сейчас я вспомню точно… ах да: «Не люблю пить с кем-нибудь из одного бокала, но с вами, лейтенант, выпью… Потому что вы отпили первым. Учитывая события в Новороссийске, так оно как-то спокойнее».

— Вот как? — Брови полковника Горецкого сегодня так часто поднимались вверх, что изрядно устали. — Благодарю вас, сударыня, у вас отличная память.

Полковник взял ее тонкую руку и почтительно поцеловал. Рука не дрожала и не была холодной — если Юлия Львовна и беспокоилась, то хорошо умела держать себя в руках. Горецкий выпрямился и встретил ее насмешливый взгляд — она прекрасно поняла, зачем он поцеловал ей руку. Усилием воли он сдержался, чтобы не покраснеть. Нелегко иметь дело с такой незаурядной дамой. А может, он стареет?

После беседы с Юлией Львовной в разговоре с Сильверсваном Горецкий не стал ходить вокруг да около.

— Вы, господин капитан, будете слушать, а я буду рассказывать. И поправьте меня, если я ошибусь. В одна тысяча восемьсот восемьдесят девятом году в городе Вильно случилась такая история. Некий аптекарь по фамилии Зильбершван вступил в сожительство с женой одного торговца антиквариатом. Купец был богат и стар, а жена у него была молода и легкомысленна. Она вскружила голову аптекарю с самой очевидной целью — получить от него яд, чтобы отравить старого и постылого мужа. У самой же у нее был на примете молодой красивый офицер, который готов был скрасить существование богатой и нестарой вдовы. Дамочка к тому же была недурна собой. Но как я уже говорил, легкомыслие ее доходило до глупости. Влюбленный аптекарь же, как свойственно людям его профессии, головы до конца не потерял и заподозрил неладное. Он проследил за своей дамой сердца и вычислил ее поклонника-офицера, после чего, движимый праведным негодованием, решил отомстить.

Он уверил жену антиквара, что яд, который она получила, действует быстро и не отставляет следов в организме, сам же подсунул ей обыкновенный мышьяк. Смерть от мышьяка никогда не наступает сразу, несчастный антиквар долго мучился, так что доктора успели сообразить, что дело нечисто. После вскрытия выяснилось, что покойный съел с супом огромное количество мышьяка. Было очень громкое дело, не сходившее со страниц газет целый месяц. Дошло и до столицы. Вдову приехал защищать сам Плевако — кстати, именно от него я и знаю все подробности этой истории, то, чего не было в газетах.

Рыдающая привлекательная вдовушка, которой очень шел траур, сумела разжалобить присяжных, и, представьте себе, ей дали меньший срок, чем аптекарю Зильбершвану! А юный поручик оказался вообще ни при чем, он даже не знал, что мужа собираются отравить!

Горецкий заметил, что капитан сжал кулаки и сверкает глазами.

— Орест Николаевич, правильно ли я изложил эту незабываемую историю?

— Правильно, — глухо ответил капитан. — Эта отвратительная история преследует меня всю жизнь.

— Кем вам приходился аптекарь Зильбершван?