Черное сердце

После смерти отца мама именно такими трюками и зарабатывала. Надо найти богатенького простачка. Поработать над ним, чтобы в себя влюбить. И забрать денежки. Одна такая афера закончилось не очень удачно, и мать угодила в тюрьму, хотя ее и освободили после апелляции. Но я не думал, что она занималась этим при жизни отца.

Смотрю на нее, раскрыв от удивления рот.

– Так папа знал про тебя и Захарова?

– Кассель, – фыркает она, – ты и вправду у нас чересчур правильный. Конечно, знал. И ведь нам удалось раздобыть камень.

– Ладно, – я изо всех сил стараюсь не думать о том, что она творила. – Тогда зачем ему так поступать?

– Не знаю, – мама чуть отворачивается и принимается сосредоточенно разглядывать декоративную штукатурку. – Видимо, у каждого мужчины должны быть свои секреты.

Я смотрю на нее долгим внимательным взглядом.

– Только не очень много секретов, – поправляется она с улыбкой. – Иди поцелуй мамочку.

Когда я выхожу из спальни, Лила, скрестив руки на груди, ждет в коридоре, прислонившись к стене рядом с картиной какого-то современного художника. Эта картина, наверное, стоит больше чем весь наш старый дом.

Я вытаскиваю телефон и демонстративно вбиваю туда номер доктора. На визитке имя не указано, поэтому я вписываю его как «доктор Док».

– Надо было все-таки тебе сказать, – наконец говорит она.

– Да, надо было. Но мама умеет убеждать. И она взяла с тебя обещание.

– Некоторые обещания можно и не выполнять, – Лила понижает голос: – Глупо было думать, что, если я уйду из школы, мы больше не увидимся. У нас с тобой ведь все дико перепуталось, да?

– Ну быть со мной – это же не приговор, – сухо говорю я. – Вся эта история с мамой когда-нибудь закончится, ты поговоришь с Даникой, и тогда… – я неопределенно машу рукой.

И тогда я исчезну из ее жизни, более или менее.

– Наверное, так ты тогда себя и чувствовал, – Лила отрывисто смеется. – Будто это был приговор. Я таскалась за тобой повсюду, требовала внимания, зациклилась на тебе… Даже запорола эти твои странные отношения с Одри, которые вы то начинали, то заканчивали.

– Думаю, их я целиком и полностью запорол сам.

Лила хмурится. Я вижу, что она мне не верит.

– Тогда зачем, Кассель? Зачем говорить, что любишь, а потом просить Данику надо мной поработать, чтобы я к тебе ничего не чувствовала? И снова говорить, что любишь? Зачем приходить сюда и целовать, прижав к стенке? Тебе что – просто нравится с ума меня сводить?

– Я… Нет!

Но Лила не слушает.

– Раньше ты был моим самым лучшим другом, а потом внезапно по твоей милости я превратилась в животное, меня заперли в клетке, а ты вел себя так, будто тебе плевать. Да, они стерли твои воспоминания, но тогда-то я об этом не знала. Как я тебя ненавидела. Хотела, чтоб ты сдох. А потом ты освободил меня, и не успела я со всем этим свыкнуться, как меня заставили в тебя влюбиться. Теперь при виде тебя я чувствую все разом. А я не могу себе позволить расклеиться. Может, ты был прав. Может, было бы лучше, если бы я вообще ничего не чувствовала.

Не знаю, что ей ответить.

– Прости, – вот и все, что я могу придумать.

– Нет, не надо просить прощения. Я этого не хочу, – шепчет Лила. – Хорошо бы, чтобы хотела, но нет. Просто сейчас я в полном раздрае.

– Ничего подобного.

– Не надо меня дурить, – смеется она.

Очень хочется подойти поближе, но Лила решительно скрестила на груди руки. Поэтому я иду к лестнице. На верхней ступеньке поворачиваюсь к ней:

– Не важно, что случилось, не важно, что еще я чувствую, не важно, во что еще ты веришь – я надеюсь, ты веришь, что я всегда буду твоим другом.

– Хотелось бы, – краешек ее рта приподнимается в улыбке.

Спустившись, вижу Захарова – он стоит возле камина с каким-то парнем. Я сразу узнаю эти косички, блестящие золотые зубы. Парень смотрит на меня темными глазами, его взгляд невозможно прочесть, он приподнимает ухоженную бровь.

Я замираю.

Сегодня на нем не худи с капюшоном, как тогда, когда я гнался за ним по улицам Квинса, а лиловая мотоциклетная куртка. В ушах золотые серьги-конусы. Глаза накрашены.

Гейдж. Так он назвался.

Захаров, видимо, заметил, как мы переглянулись.

– Вы знакомы?

– Нет, – быстро говорю я.

Вот сейчас Гейдж ему все расскажет.

– Нет, по-моему, мы не встречались.

Он обходит меня по кругу, хватает за подбородок рукой в перчатке, поворачивает лицо туда-сюда. Гейдж чуть ниже меня. Я вырываюсь и отступаю. Он смеется.

– Трудно представить, чтобы я забыл такое лицо.

– Расскажи Касселю то, что рассказал мне, – приказывает Захаров. – Кассель, присядь…

Я оглядываюсь на лифт. Наверное, успею до него добежать, но сколько еще ждать, пока откроются двери. Даже если доберусь до первого этажа, из здания вряд ли выйду.

– Присядь, – настойчиво повторяет Захаров. – Я попросил Гейджа зайти. Чем больше думаю, что твой брат мог связаться с федералами, тем больше убеждаюсь в том, что ты бы в таком случае непременно кинулся его покрывать. Особенно учитывая, что я обещал его убить. Беру свои слова назад. Но раз уж Филип оказался крысой, думаю, мы оба понимаем, что́ стоит на кону, если и у второго братца развяжется язык.