Черное сердце

Наверное, если уж просишь отъявленного лжеца задержать отъявленного параноика, логично предположить, что тут не обойдется без дичайших теорий заговора. Хорошо еще, что Баррон не наплел Пэттону, что губернатор Вирджинии стреляет по луне из лазерной пушки и потому всем срочно нужно прятаться в подземный бункер.

– Сделаем, – я тоже улыбаюсь.

Вешаю трубку, натягиваю брюки. Никогда еще не наряжался в такую красивую одежду. И вопиюще дорогую к тому же.

К возвращению помощницы я уже завязываю галстук. Теперь можно и гримироваться.

Наверное, вы спрашиваете себя: что же он такое делает? Я и сам себя об этом спрашиваю. Но кто-то же должен остановить Пэттона, и у меня есть шанс.

В команде у губернатора куча народу, но, к счастью, почти все они остались в его поместье – ждут настоящего Пэттона. Поэтому нужно обмануть лишь тех немногих, кто приехал заранее. Присаживаюсь на раскладной стул перед фургоном, и девушка с короткими торчащими в разные стороны волосами накладывает на мое чужое лицо слой тональника. Мне задают множество вопросов: про какие-то интервью, про встречи. Я на них не отвечаю. Кто-то приносит мне кофе – со сливками и сахаром. Я его не пью. Один раз звонит судья – хочет поговорить. Но я только качаю головой и утыкаюсь в свои карточки для записей, в основном пустые.

– После выступления.

– Там вас какой-то федеральный агент спрашивает, – говорит один из помощников. – Она утверждает, что возможны проблемы с безопасностью.

– Так и думал, что они захотят провернуть что-нибудь подобное. Нет. Я выступлю. Им меня не остановить. Пусть один из телохранителей проследит, чтобы она мне не помешала. У нас ведь прямой эфир?

Помощник кивает.

– Превосходно.

Не знаю, что именно подозревают Юликова и остальные, но через несколько минут все это уже не будет иметь значения.

И тут из-за фургона, в котором должен был сейчас сидеть я, выходит агент Бреннан со значком в поднятой руке.

– Губернатор, – говорит она.

Я встаю и делаю то единственное, что приходит мне в голову, – поднимаюсь на сцену, перед которой столпилась небольшая кучка сторонников Пэттона с лозунгами в руках и кучка побольше – это журналисты, и они направляют на меня свои видеокамеры. Народу не так уж и много, но мне хватит. Замираю.

Сердце громко стучит в груди. Поверить не могу, что делаю это.

Но останавливаться уже поздно.

Откашливаюсь, перебираю свои карточки, подхожу к кафедре. Перед сценой Юликова что-то торопливо говорит в рацию.

– Достопочтенные сограждане, уважаемые гости и представители прессы, благодарю вас за то, что сегодня вы почтили меня своим присутствием. Мы стоим на том самом месте, где когда-то после введения запрета томились в заключении сотни граждан Нью-Джерси. Это были темные времена. И вот сейчас мы здесь обсуждаем законопроект, который может снова направить нас туда, где мы и не чаяли оказаться.

Мне аплодируют, но неуверенно. Настоящий Пэттон вряд ли сказал бы что-нибудь подобное. Он, скорее всего, нес бы околесицу о том, что тестирование на способности должно обезопасить мастеров. О том, какие прекрасные деньки у нас впереди.

Но сегодня микрофон у меня. Бросив карточки через плечо, я улыбаюсь зрителям.

– Я собирался прочитать коротенькое заранее заготовленное заявление, а потом ответить на ваши вопросы, но, пожалуй, стоит отклониться от обычной процедуры. Сегодня я не буду заниматься политикой, но буду говорить от чистого сердца, – опершись на кафедру, я набираю грудь побольше воздуха: – Я убил множество людей. Когда я говорю «множество», я не преувеличиваю. Еще я вам лгал, но честное слово, после новости об убийствах вы вряд ли этому удивитесь. Знаю, что́ вы сейчас подумали: что же он имеет в виду? Он сам убивал людей? Или просто отдавал приказы? Дамы и господа, я ответственно заявляю вам: и то, и другое.

Оглядываю журналистов. Они перешептываются. Сверкают вспышки. Сторонники губернатора опускают транспаранты.