Черноглазая (СИ)

― Великий хан? ― вопросительно позвал Хостоврул. Жаргал смотрел на коня с сожалением: зверь был сильным и красивым, госпожа Мелексима его очень любила. Если когда она вернется, то будет весьма расстроена его смертью. А в том, что конь жить не будет, сомневаться не приходилось ― даже если у лошади ломается одна нога, ее убивают из-за милосердия к ней. У Хулана были сломаны все ноги.

― Убейте его, ― приказывает Батый. ― Быстро, одним ударом. И закопайте где-нибудь. Ни на мясо, ни на шкуру ― просто закопайте.

Монголы поспешно кивают. Субэдэй извлекает саблю из ножен.

Хостоврул и Жаргал видят, в какой ярости находится хан. Смерть любимой лошади супруги явно не поднимают настроение. Кроме того, лекари говорили о том, что Буяннавч плоха и не доживёт до утра. Если Батыю было на это почти что все равно, то Жаргал представлял, как будет плакать Мелексима. Она была очень близка с шаманкой, всегда прислушивалась к ней и уважала.

То, что приводят лазутчика становится поводом выпустить злость, сорваться на руссе. Батый снова смотрит на записку, потому на уже мертвого коня и буквально шипит:

― Пусть страдает больше, чем конь, ― после чего стремительно исчезает, на ходу оседлав другого скакуна. Жаргал, испытывая от этого настоящее удовольствие, медленно наклоняется к лазутчику и шепотом, растягивая шипящую, говорит:

― Страшно?

Когда выносят только одно из множества орудий пыток, Жаргал чувствует мрачное удовлетворение. Сейчас русс поплатится за все, что рязанцы сделали, за Госпожу. Жизнь того же коня была куда важнее, чем этого отребья, поэтому на пытки монгол не скупается.

***

Мелексима смотрит на протянутую Евпатием кружку и снова отворачивается. Девушка кривит губы в холодной усмешке.

― Я не буду это пить.

― Это не отрава, ― терпеливо повторяет Коловрат.

― Откуда мне знать? ― с вызовом произносит Мелек, даже не смотря на десятника. ― Хотите убить меня, найдите другой способ. Глотку мне перережьте. Но не таким трусливым способом.

Коловрат напоминает себе о том, что Мелексима умирать на самом деле не хочет, просто ведет себя куда смелее.

― Хотели бы убить, сделала это по—другому, ― сказал мужчина. ― Это специальный отвар, ты побудешь в лихорадке пару дней, чтобы не могла выдать Батыю наш план.

Мелексима смотрит сначала на протянутый напиток, потом на Коловрата и снова устремляет взгляд в лесную чащу. Евпатий сразу понял, что убедить выпить это девушку будет непросто, но и давать ей это исподтишка не хотелось. Однако Мелек оказалась куда упрямее, чем ожидалось.

― С чего мне тебе верить? ― тихо усмехнувшись, спросила Мелек.

― Мелексима, ― начала Коловрат, но тут же замолчал. Он не знал, как еще убедить ее в том, что так будет лучше. ― Это не отрава, ни ты, ни твое дитя не пострадает, ― Мелексима снова посмотрела на отвар, и Евпатию могло только показать, но в черных глазах блеснули слезы.

Мелексима хотела домой. Прекратить весь этот кошмар и снова оказаться там, где все понятно и просто. Где из нее не смогут сделать обменный товар, жертву, где ее точно не убьют. Она хотела быть в безопасности, чтобы задумываться не о том, как спасти себя и ребенка. То, что у нее все еще не было выкидыша она считала милостью Великого Тенгри, не меньше.

Девушка протянула руку и взяла предложенный отвар. С сомнением посмотрев на плескающуюся в кружке жидкость, девушка силилась принять одно из самых непростых решений. Она не могла на слово верить Евпатию, даже если и не сомневалась в его честности. Он не был жестоким или хладнокровным, не был двуличным, но он был руссом, а она ― женой хана. Родились они по разные стороны или нет, но сейчас смерть одного ― жизнь другого. Коловрату не суждено пережить этой зимы, а Мелексима вернется домой целой и невредимой.

― Я останусь там и буду ждать, пока тебя не заберут, ― сказал десятник. ― Схоронюсь где-нибудь на дереве, и если монголы не придут, мы что-нибудь придумаем. Отдадим какой-нибудь семье в деревне, скажем, что не можем таскать тебя с собой. А как тебя вылечат ― вернешься в Орду…

― Ты хороший, ― внезапно перебивает Мелексима и смотрит на десятника. Впервые в ее глазах нет злости или презрения. Карие глаза смотрят мягко, словно теплее. ― Правда, хороший. Если бы жизнь сложилась по-другому, могли бы стать друзьями.

Евпатий улыбается, и Мелексима выпивает все, что дали. К утру у нее поднимается температура, и Захар утверждает, что действие отвара закончится через два или три дня. Коловрат ― а с ним еще и Каркун с несколькими воинами ― относят Мелек на названное ранее монголам место и оставляют ее на снегу, предварительно положив на землю несколько меховых накидок. Руссы выбирают места, чтобы затаиться в том случае, если монголы решат драться.