Черноглазая (СИ)

Он снова косит глаза на Мелек. Девушка немного заинтересованно смотрела на то, как все бегают и суетятся. Она напоминала маленького зверька, который слышит шум и высовывается из своей норки, а потом спешит обратно. Мелексима столкнулась с Коловратом взглядом и усмехнулась. Конечно, слышать разговор она не могла, но кажется подозревала о том, что вскоре для нее все кончится.

Своеобразное запугивание ордынцев с помощью хитрости удалось на славу. Так считали руссы, однако Батый был в ярости. Мало того, что рязанцы практически насмехались над ними, так еще и к спасению Мелек они не приблизились ни на шаг. Великий хан действовал в данном плане осмотрительно, стараясь провернуть все так, чтобы и самому остаться в выигрыше, но и свести угрозу любимой женщины на нет. Если Мелексима вернется, то действовать можно было куда агрессивнее и решительнее, но сейчас приходилось выжидать.

В подобном положение пребывал не только хан, но и его полководец. Субэдэй посылал несколько монголов, чтобы те хоть примерно нашли местоположение руссов и, следовательно, их Госпожи, но те возвращались не с чем. Руссы знали территории леса куда лучше, и это играло против Орды. Кроме того, была вполне ясна угроза с их письмом ― Мелексима была беззащитна перед руссами, и хотя Субэдэй знал, что внучка великого Ганбаатара куда сильнее, чем кажется, шансов выбраться живой из сражения у нее было мало.

Почти за полтора года, он успел проникнуться к Мелек если не отцовскими, то вполне уважительными чувствами. Она была сильной и умной, сообразительной и в нужные моменты ― жестокой и хладнокровной. Если рядом с ханом Золотой орды и должна быть женщина, то именно такая. Ее возвращение ― живой ― стало первоначальной целью Субэдэй.

― Великий хан, ― обращается Субэдэй к Батыю, вышедшему из шатра. Взгляд хана дикий, яростный ―рязанцы проникли в их лагерь и устроили такой хаос, сжигая и уничтожая. Воины верили в то, что это сделали призраки и духи. В руках у полководца было очередное послание от руссов ― еще одна часть охранной грамоты. На другой стороне пергамента была сделана кривая надпись на русском.

Батый передал обрывок Хостоврула, который, как и Жаргал, не отходили далеко от хана. Ордынец пробежал глазами по написанному, сощурился, силясь разобрать почерк. На его лице проступила степень крайнего удивления, он озабоченно нахмурился.

― Что там? ― спросил Батый. Его голос подрагивал от ярости, отчего монголы невольно сжались. Субэдэй единственный мог совладать со своими чувствами, не шелохнувшись. И вес же темник понимал, что если новости будут плохими ― снег окрасит еще больше крови.

― Великий хан, ― говорит Хостоврул. Он не уверен в том, что стоит говорить подобное, но если он не переведёт написанное, то это сделает кто-то другой, и тогда ему будет хуже. ― Они говорят о Госпоже… Что они оставят ее около холма Медвежья голова и если мы хотим, то можем прийти и забрать Госпожу.

Хан не выглядел удивленным, на лице не дрогнул ни один мускул, но Субэдэй заметил, как в черных глазах мелькнула злость с крохотным проблеском надежды. Полководец посчитал своим долгом сказать:

― Это может быть ловушкой. Великий хан, они знают, что вы пошлете лучших воинов, чтобы вызволить Госпожу.

Батый думал об этом. Возможно, это была и ловушка, но что если нет? Мелексима могла доставить много неприятностей, и если ее до сих пор не убили, то просто отдать ее ― неплохой способ избавиться от лишнего груза. Кроме того, они могли таким образом надеяться на то, что хоть кто-то из них уйдет живым.

― Великий хан, позвольте сказать, ― сказал своим тихим, шипящим голосом Жаргал. ― Если есть хоть шанс вызволить вашу супругу… можно и рискнуть.

― Можно прийти на это место заранее, ― предположил Хостоврул, но не успел закончить мысль. Пролетел еще один горящий камень и ударил в нескольких метрах от говорящих. Монголы подняли голову, чтобы оценить ущерб, как внезапно раздалось ржание. Взрывом откинуло не только людей, но и коня ― среднего размера,

― Это… конь Госпожи? ― спрашивает Жаргал неуверенно. Батый надеется, что монгол ошибся. Он подходит к лежащему на снегу животному.

Светло-серая шерсть окрасилась кровью, ноги коня были явно переломаны и как он сам был еще жив ― удивительно. Бату рад бы сказать, что это не любимец его супруги, но видимо, это все-таки был Хулан: Мелексима как-то заметила, что ей нравится вплетать ему в гриву ярко-синею ленту. На вопрос хана «Зачем?», Мелек смеясь ответила, что хочет выделить своего любимца среди прочих коней. Батый не стал останавливать жену. И сейчас в гриве лежавшего под ногами коня, Бату разглядел эту проклятую ленту.

Звери не понимают, что служит причиной боли и что с ним происходит. Хулан дернулся, пытаясь подняться, но его ноги были переломаны ударом, поэтому у него не получилось. Конь заржал. Он увидел Батый и притих, смотря на хана черными глазами.