Чернокнижник (СИ)

Вернулись в кабинет. Костюм с глазками смотрел победителем — полководец, ей-богу, только что придумал хитрый план наступления. Увидел меня — и давай строчить, заполнять протокол. Вася, не отрываясь, следил за его ручкой в полуобморочном состоянии. И тут я рискнул. Look at me, security! — позвал я Васю. Одна из немногих фраз, что я помнил на английском — ярким промельком (свобода! Казино! Делайте ваши ставки, господа! И я — изображал англичанина на спор). Следователь поднял глаза — удивленно, явно не веря ушам. Попросил: а на иврите то же самое скажете? Я пожал плечами: «Надыр майи нау иы колупен цети!» (а тут помянул добром одноклассников-евреев; они тогда уверяли, что это — самое страшное ругательство, не знаю, так и не удосужился до сих пор проверить). Так вы что же, Борис Николаевич, языки знаете? Да что вы, гражданин следователь! Чтобы знать язык, на нем надо думать, а я могу говорить — и то некоторые фразы. Так и читать умеешь? С трудом — и только то, что интересует. Он поморщился — да, неприятно; стройная система дала первую трещину. Начали очную ставку. Как, когда, при каких обстоятельствах… Сигнализация… Ключи от сейфов… Расхождения в показаниях… Отвечаю: подсмотрел — напоил — где ключи, и так знал. Откуда же вы, Борис Николаевич, это знали? Записывайте, гражданин следователь. В методическом пособии для сотрудников уголовного розыска, следователей и учащихся системы МВД «Культурные ценности» черным по белому: все двери хранилищ, экспозиционных залов, а также шкафы и сейфы должны иметь свой порядковый номер, петли для пломб и надежные внутренние замки, каждый — с двумя ключами. Каждый ключ должен иметь бирку с порядковым номером, названием комнаты и кода витрины, либо — номером сейфа. Первые экземпляры ключей должны храниться в специальном месте на номерной доске. Частично я эту лабуду, действительно, помнил — просмотрел однажды от нечего делать, нашел, кстати, у Комментатора. Остальное пришлось додумать — но инквизитора по ходу устроило. Я вас убедил? Да, вполне убедительно. Дальше… дубликаты — ВДНХ — спящий охранник — ничего не заметил.

Вася ожил — понял, слава Аллаху! Повторил за мной — дословно, не зря его хвалили в школе за отличную память.

И тут костюм открыл «козырь»:

— За что вы давали охраннику деньги и в каких суммах?

— По совместительству Василий был нанят мной для ухода за моим псом. Ставка — сто пятьдесят долларов в месяц. К своим обязанностям Василий относился добросовестно.

— Спасибо, характеристику с места работы охранника мы уже взяли. Для каких целей вы дали Василию пистолет?

— Пистолет дал в целях оказания действенной психологической помощи.

— И в чем она заключалась?

— Василий поделился со мной намерением убить свою сожительницу — я выдал ему пятнадцатизарядный парабеллум: таким образом, он получал возможность выполнить задуманное и, по моим расчетам, должен был психологически сломаться и понять, как непросто убить человека.

— Василий, вам помог психологический урок Горелова?

— Да, товарищ следователь, то есть… ну, короче… помог, сильно; мы теперь с Ленкой вообще… это… ну, никогда не цапаемся. Душа в душу, вот. И такие, типа, мысли мне… короче, уже не хочу больше никого убивать…

Я чуть не разрыдался от умиления. Расстроенный следователь позвал конвойного, охранника забрали. Напоследок поинтересовался, не опасаюсь ли мести тех, которым я когда-то продавал краденые книжки и у которых теперь собираюсь их изымать. Все-таки речь идет о немалых деньгах. Опасаюсь, — тут же подтвердил я. В связи с чем прошу обеспечить мне в тюрьме изоляцию. Он отложил ручку и вполне по-человечески поинтересовался, что мне это даст. Я откровенно ответил: переведут на спецкорпус в тюрьме, а там летом не так жарко и душно, как в общей камере. Ладно, будет. Махнул рукой, попрощался — и меня увели.

* * *

…Вот это удар! Спросонья, с кружкой в руках, с разбегу — об шконку! Лбом о железный край! Звон — и в голове, и в камере. Кружку выронил, вода разлилась. Со злости ударил по шконке: твою мать! Повредил ногу. Голова опухла, нога тоже — зашибись, какой подъем! Чифир сварили, мне дали первому — пострадавший, надо! — попытался глотнуть — обжег губы и язык. А потом еще минут десять кашлял — остановиться не мог, по кусочкам выхаркивая легкие.

Разумеется, на утренней проверке дежурный первым делом поинтересовался происхождением шишки у меня на голове. Об шконку ударился, — говорю. Через десять минут — на выход, с вещами. Попрощался с компанией, предупредил, что, похоже, будут их сегодня спрашивать, кто меня бил и почему.