Чернокнижник (СИ)

Володя едет на суд. Статья — сто пятая. Адвокат обещает ему семь лет. Женька готовится ознакомиться с сорок восьмым томом обвинения. Сережа ждет заключения по делу: за их группой шесть убийств — суд будет жестким. Юра ждет суда. На нем — два трупа. Это я еще не всю камеру перечислил, а трупов уже десяток.

Женька теперь своими находками делится с другими. Вчера обнаружил, что змей библейский — вовсе и не змей.

— А кто? — спросил Славик.

— Червяк, — объяснил Женька. — Господь сказал: будешь теперь ползать по земле и питаться землей. А змеи землей не питаются. Ее только червяки жрут.

— Был змеем, а станет червяком, — возразил Юра, — на червя хорошо клюется…

Уже началась почти дискуссия — опять вступил Славик:

— Если Женька прав, то Ева повелась на червяка. Бабы — они все такие!

После чего на тему баб загудели все.

Написал еще одну жалобу — может, ответят на этот раз? Перспектива благого дела утешает. А еще — после освобождения надо будет закупить аппаратуру. Буду искать клады. Чуть только потянет на криминал или захочется авантюры — сразу в лес с металлоискателем…

* * *

Ночью перед судом мне снилась одна и та же фраза, предназначавшаяся как раз для судьи. Но я ее забыл. Хотел ведь проснуться и записать. Не вышло.

Перечитал свой дневник. Готовое обвинительное заключение — мне самому. И вместо эпилога было бы уместно написать приговор. И — молиться все еще не могу…

Заседание суда по моему делу прошло быстро. Прокурор просил шесть лет. Дали пять. Учли «деятельное раскаяние». А я думал: значит, теперь — кассационную жалобу в Верховный суд. Только — не о себе. Не с просьбой снисхождения и уменьшения срока. О книгах. Верховный суд — это не МУР. Наверняка ответят.

* * *

…Написал дополнения к кассационной жалобе в Верховный суд. На утренней проверке отдать — и уйдет через спецчасть. Назвал судей варварами, недостаток культуры которых препятствует мне вернуть ценности государству.

Но ведь — ни одного ответа — ниоткуда — за три месяца! И теперь — это. Отписка — из девятого отдела МУРа. Преступление расследовано. Поиск книг, похищенных Гореловым Б.Н., ведется подразделениями ГУВД.

А что они ищут? Они ведь даже не знают, что и где и искать…

Похоже, для правосудия раскаявшийся зэк хуже татарина. В целом картина такая: похищены особые культурные ценности. Но определить, какие именно, невозможно, поскольку ревизия якобы займет несколько лет. Вывод — не захотели. Значит — выгодно не заявлять определенные книги. И рукописи. В списке похищенного фигурируют всего две, а ведь украл я гораздо больше. Установить их пропажу — дело пяти минут. То есть, нужно, чтобы действительно ценное не попало в списки украденного. Тень вечного Киприадиса накрывала мое дело. Неужели так высок уровень его связей?

А экспертиза? А оценка? Два экземпляра двухтомника Фурье. Это издание было выпущено всего в трехстах экземплярах, и все — с автографом самого Фурье. Я взял за него восемь тысяч долларов — у Новикова. И то — знал, что реально стоит двухтомник гораздо дороже. Потом, помню, смотрели вместе с Комментатором в каком-то каталоге — около тридцатки. А вот результат экспертизы следствия — двести долларов за два тома.

Я ничего не понимал. Расследование было похоже на аферу. То же мошенничество — только безымянное. Следствие превратилось в акт списания ценностей. Что украли, не важно. Нашли или нет — тоже ерунда. Главное — попытки вернуть были. А результат никому не интересен.

Но, может, я ошибаюсь? Может, дело не в связях Киприадиса и не во взятках? Просто — формализм правосудия достиг критической точки. Интерес следствия — вовремя закрыть дело, уложиться в срок. Интерес государства — наказать преступника, возместить ущерб. С первым пунктом справляются — хоть и не всегда. Второй размывается. Итог: преступник (я, к примеру) может осознать ошибку и исправить ее. А следствие не может — ни исправить, ни осознать…

Выходит — государству ценности не нужны? А правосудию не нужно мое раскаяние? И если никому ничего не надо, то зачем тогда я все это делаю?

Не знаю… Но отступиться не могу. Я украл. Я должен вернуть. Никому не надо — и пусть. Мне — надо. А, раз так — что остается? Одно: возвращать книги самому.

Найти всех тех, кому когда-то их продал. Упрашивать, требовать, обходить хамство и угрозы. Это-то — пусть, ерунда, не впервой. Можно попробовать иначе. Скажем — сначала заработать, потом — выкупить свои книги. Но — получится ли? А, может быть, — поискать спонсора? Какого-нибудь мецената, всерьез озабоченного духовным наследием и возвратом исторических ценностей… И — нарваться опять на какого-нибудь Киприадиса? Ладно. Нечего раньше времени переживать.

До конца срока осталось четыре года, два месяца, семнадцать дней…

* * *

…Утром привели новичка. Звать — Игорь. Конкретная напасть на нашу камеру. Украл четыре пары обуви. Сколько же таких сидит по России — за две пустые сумки, тридцать килограмм меди, четыре пары обуви….