Чернокнижник (СИ)

Он помрачнел, забрал книгу, отошел. Спустя несколько минут опять стал читать. Видимо, будет искать еще. В юридической практике — смягчающие обстоятельства. Странно. А в духовной — они же — отягощающие: самим поиском усугубляем неверие, хотим расколоть Бога, потому что боимся расколоть себя.

Сегодня утром Женька показал мне свои рисунки. На листе бумаги — крест, большой, хорошо прорисованный, к нему пригвожден человек — в брюках, рубахе. Распятый. Вместе глаз — черные пятна. Слепой. И на втором, и третьем рисунках — то же. Он увидел последний порог — и вроде бы согласился с ним. И было похоже сначала, — раскаялся. Только, кажется, не духом, нет. Испуганной плотью. Телом — оно до сих пор содрогалось и корчилось. И было готово снова и снова встать на колени — чтобы избежать смерти. А душа… Не знаю… Может, ему просто нужно время…

* * *

Жить будущим — путь к сумасшествию. Настоящим не получается. Прошлым — устал.

Кажется, круг интересов сузился до размеров камеры. А это — зря. Неправильно. Начал продумывать план. Лег в четвертом часу — снился Харьков. Таким, каким я запомнил его в детстве, каким не вспоминал последние лет десять.

План почти оформился. Перестать грешить — мало. Надо еще раз рискнуть. Чтобы спасти душу — искупить причиненное. Исправить содеянное. Зло нельзя оставлять невыкорчеванным. Его нельзя умножать. Я должен найти и вернуть книги. Пусть не все шесть тысяч томов (неужели так много?); но хоть что-то. Что смогу. Что найду.

Необъяснимо: если бы украл я, к примеру, золотые слитки в количестве шести тысяч, а потом продал их — и мысли бы не возникло ни о каком «возврате». Почему же с книгами — неотступно, на разные лады, разными голосами в голове билось: найди, Боря! Верни! Время от времени я ловил себя на странных ощущениях: шершавая кожа переплета под пальцами… Шорох страниц… Тяжесть раритетных альбомов… Иногда возникали голоса — не чьи-то, не чужие, но и не мои. Точно книги звали — и предупреждали о чем-то… Первые свои опыты по «возвращению ценностей» — тогда, после ареста — было тошно вспоминать. Вот уж точно — воровской прогон. Для следователей и судей. А, по сути, перестановка мебели. Сначала в одну сторону нес, потом — в другую, но с теми же намерениями. В них все и дело — в намерениях.

Делать. Действовать. Исправлять. Но — как? Для начала, наверное, написать в МУР. Объяснить мотивы. Если будет нужно — рассказать операм, как умирал в больничке, и как потом чудом выздоровел. Все они — те, у кого есть власть, средства, рычаги — должны поверить. Понять должны: Горелов, действительно, хочет вернуть книги на место. Поставить тонкие и толстые тома на полки. Закрыть в сейфах первые и вторые издания.

И еще — я найду «Утопию». Свою «Утопию» — ту, что не получилось украсть. Ту, что должен написать. А может, если верить Комментатору, и пишу прямо сейчас, в этот самый момент в какой-то иной параллельной реальности.

* * *

Суббота. В камеру привели двух преступников. Один жену побил. А может — она его, точно не помнит. Второй две пустых сумки украл на рынке. Что за люди? Прямая угроза — и для общества, и для тюрьмы. Ни украсть, ни заработать.

После моего исцеления странно изменился мой тюремный статус. Как будто каждому захотелось оторвать маленький кусочек чуда, получить от него какую-то пользу: ко мне постоянно обращаются с юридическими вопросами, кому-то нужна евангельская правда, а еще — пожаловаться и письмо написать. Отказывать неудобно.

Смотрели заседание Госдумы. Услышали про амнистию — попытались понять, кому. Поняли: чеченцам. Все как всегда: миру-мир, армянам — деньги. А я вспомнил: на свободе часто снился один и тот же сон: что не хватает мне одного только дня — чтобы попасть под действие очередной амнистии или указа о досрочном освобождении. Всякий раз просыпался в страшной досаде. Но просыпался на свободе.

Вечером опять — Женька. Доказывает, что история с деревом познания Добра и Зла — чистая провокация. Мол, — специально Господь обратил внимание Адама и Евы на это дерево. Специально сказал, что пробовать нельзя. А если бы промолчал — то и не было бы грехопадения. Отвечать не стал — хотя мог бы. До чего же хочется ему, Жене-киллеру, подловить Господа — хоть на чем-то. На ошибке. На недоговоренностях. На молчании — и слове. Уже и прозвучало то, ради чего он старается. «Условно» — да, так и сказал. Мол, все в Библии условно. Еще один способ обойти Истину — доказать ее условность. Еще одна попытка оправдаться. Днями ищет противоречия в Святом Писании. Ночами — рисует слепых…

Уже перед тем, как вернуться на свою шконку, он вдруг сказал мне:

— Слышь, Боря, а ведь ты сам не молишься…

Изучающе смотрит, зубы скалит — вроде как поймал.

— Не молюсь, Женя. Не могу. Грехов слишком много…

Он отвернулся с досадой, ушел. А я задумался. Почему, правда, не могу молиться? Никак не получается. Не выговариваются слова…

…Ответа от следователя на свое письмо — о возврате книг — пока не получил…

* * *