«…Известна эпитафия, сочиненная Франклином к своему надгробию: „Бенджамин Франклин, издатель“. Подобно переплету старой книги, лишенной своего содержания, заглавия и позолоты, покоится здесь его тело на радость червям. Но само произведение не пропало, ибо, сильное верой, оно вновь возродится в новом, лучшем издании, проверенном и исправленном автором».
А вот для сравнения еще одна — эпитафия лондонского книготорговца Джейкоба Тонсона:
А на могиле лондонского книгопечатника Джона Хьюма в 1829 году высекли такую надпись: «Бренные останки покоятся здесь, подобно сносившейся литере в ожидании срока, когда в горниле Страшного Суда вновь отольют ее и восстановят в наборной кассе Вечной Жизни»…
Для интереса зачитал сокамерникам. Кирилл «ниче не понял» и улегся на свою шконку. Славик загорелся — сел сочинять эпитафии операм. Женька, который вроде и не слушал, покачал головой, сказал:
— Ставили они себя высоко. Наши эпитафии не такие будут.
— А какие? — Славик живо заинтересовался, оторвался от начатого.
— Нам уже не с книгами надо жизнь сравнивать, — объяснил Женька. — Книги кончились. Не канают.
— О-па! А с чем?
— С сериалами, — усмехнулся киллер. — Так и надо будет написать: мол, покоятся триста неудачных серий. В следующий раз будет интересней — если повезет с телестудией. Или — еще короче: с надеждой на кинокомпанию «Уолт Дисней». Или: почти что «Оскар».
— За сериалы «Оскар» не дают, — бросил Кирилл. — Сериалы — отстой.
— Да ладно, — возразил из дальнего угла убийца инкассатора — только вчера к нам перевели. — А «Место встречи…»? Или «Вечный зов»?
— Не смотрел, — вяло отозвался Кирилл.
…Тут поднялся галдеж — по-моему, не соответствующий проблеме. Хотя — в тюрьме ориентиры другие. Здесь информация о том, что ты чего-то не смотрел, не слышал, не знаешь, моментально вызывает нездоровое оживление и всеобщее желание «приобщить». Даже Славик бросил свое занятие — присоединился к дружному хору восхищений и воспоминаний. А я сел писать ответ…
Ночь была странная. Я не спал — а из тех, кто спал, двоим снился. Женьке снилось, что я умер от сердечного приступа — а он меня хоронит. Володя тоже видел меня во сне — правда, живым.
День начался с новостей. Одного отправляют на этап, второй собирается на суд, третий — на свидание, четвертый — знакомиться с делом. А нас уже одиннадцать человек.
Опять увезли Кирюху на суд — по моим подсчетам, в двадцать первый раз. На прошлом заседании уже должны были зачитать приговор. Не получилось. Почему? Не напечатали. Нету бумаги в Московском суде…
Зашли двое — дежурный и врач. Известие для всей камеры: оказывается, Вадим — тот, что вчера ушел с вещами — болен СПИДом. Проводник — на поездах дальнего следования. Сидел с нами три дня. Вызвали к врачу сдать кровь; потом забрали. Теперь будут брать кровь у нас. Сокамерники мои почему-то загрузились. Врач, пожилой мужик с пропитой физиономией, объявил: мол, если с больным не было никаких отношений, то можно не беспокоиться.
— Только такому пидору, как этот врач, могло прийти в голову… — злобно пробурчал Женька.
Он нервничал с самого утра. Сегодня адвокат, долго и пристально изучавший его дело, должен был сказать, чего ждать. Каким может быть наказание. И он нервничал, киллер. Он переживал. И — боялся…
Вызвали его ближе к вечеру.
А мы взялись сооружать из поломанного обогревателя новую чудо-печь. Мечтали вслух, строго по очереди — что именно будем на ней готовить. Через сорок минут инженерное чудо заискрилось, зашипело — и сгорело. Хорошо, не взорвалась.
— Непруха, блин, — пожаловался Славик. — Теперь придется новую спираль доставать…
— И где ты ее достанешь? — кряхтя, поинтересовался Глеб, пожилой мужичок с хитрыми глазками. Тоже, вроде, убийца.
Вопрос повис в воздухе. И впрямь — где взять новую спираль? Включили ящик. НТВ, новости. Отошел к своей шконке, прилег. Ничего нет гаже новостей.
Проснулся — буквально через полчаса — точно пружиной подбросило. Началась какая-то программа про животных. Славик пытался переключить — не дал. Как будто что-то в бок меня толкало: посмотри, Боря, посмотри. И где-то на середине чуть не заплакал от счастья.
Чудеса не закончились. Вот же он — мой Жулик, как живой! Оказалось — отвезли его женщине, которая возится с бездомными собаками. А я боялся, что он умер. Нет — жив, собака! Спасибо тебе, Господи!