Чернокнижник (СИ)

Ночь. Смотрим по ящику программу с чудным названием — «Партийная зона». Почему-то танцуют. Непонятно. У меня с этими двумя словами связаны другие картины. Вспышками — Краслаг, холод, снег, круги прожекторов. И Брежнев. Перед праздничным шмоном долго думал, куда спрятать доллары. Заклеил в небольшую брошюрку «Послания апостолов». Теперь мучаюсь: правильно ли спрятал? Наверное, надо было все-таки найти другое место…

«…Ибо когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел.

И, придя, находит его выметенным и убранным.

Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там — и бывает последнее для человека хуже первого»…

Если бы так же легко приходили эти слова на свободе, сейчас не пришлось бы деньги прятать…

А ведь год назад Библии у меня были на всех языках. Пятнадцатого века, семнадцатого… Здесь, в камере, тоже есть — современные, одна с проставленными ударениями. Жутко мешает. Книги раздают благотворительные организации. Адвентисты какого-то дня. А может, и путаю. Почему-то вспоминаю уличного проповедника, что встретил на Арбате — тогда, в мае, в другой жизни. Слышу: в начале было Слово, и Слово было у Бога…

Вспоминаю безумный прошлый год — и становится страшно. По-настоящему страшно. Спрашиваю: что лучше? Та ли свобода, что была? Или — тюрьма? И всякий раз отвечаю: конечно, тюрьма. Впервые задумался: даже пять лет — многовато для меня. Но, наверное, каждому свой срок кажется большим.

Я жив, я другой, но — какой? Раскаявшийся грешник? Примитивно и — верно. Но — что дальше? Что должно отсюда следовать? Я только сейчас понял: раньше точно плыл по течению, шел в общей шеренге — в той, которую составляют воры и аферисты. А рядом, в другой шеренге — шагали потенциальные воры и аферисты. Те, кто не крал и не мошенничал — по слабости, из страха или по причине жесткого присмотра. А теперь я как будто сделал шаг — небольшой, крохотный — в сторону. И пытался оглядеться, осмыслить, представить… И тут же понял: осознать самого себя вне окружающей жизни — невозможно. Нереально. Сотню лет в вакууме может существовать разве что черный полиэтиленовый пакет.

А его-то и не было. Монах сжег.

* * *

Приснился сон — не кошмар, но отвратительный. Будто я, почему-то с Соловьевым, взламывал антикварное хранилище. Соловьев, поправляя очки, пел. Замок долго не поддавался, потом все пошло, и вот, довольные, мы вваливаемся. А там — собрание трудящихся. И решают они один вопрос — брать или не брать. И я чувствую, что всем хочется брать, но не решаются. И Соловьев проходит к трибуне со стаканом воды и заявляет — не надо вам брать, ведь тут Горелов. Он возьмет. Он один знает, как. А потом отдаст всем нам. Не мучайтесь, он правильно спрячет. А вы найдете это место. А я стоял рядом с ними, слушал — и думал: как же получается у меня воровать ночью, если это и днем невозможно? Проснулся с ощущением духовной тошноты. Мутит — от самого себя. Когда же понял, что — был сон, а на самом деле — все в порядке, я в тюрьме, — очень обрадовался.

* * *

…Наша камера — в отличие от многих — похожа на человеческое жилье. Нет клопов, вшей, никто не болен чесоткой. Икона в углу. На общем корпусе — в отличие от нашего, специального, — количество людей превышает все мыслимые нормы. Пару дней назад закрыли на карантин сто тринадцатую камеру. Туберкулез. В камере было девяносто человек. Такого я еще не слышал.

Правда, туберкулез здесь — дело обычное. Заболевают почти все. Но раньше карантин никто не устраивал. А сейчас что произошло? Туберкулезное отделение больницы переполнено в два раза. Отделение для хронических больных занимает целый этаж. Не поддается логике — почему больные содержатся в худших условиях, чем здоровые? С другой стороны, если отдашь под больных камеру, здоровых там уже не разместишь. Можно решить проблему, выпустив под подписку тех, у кого статья позволяет. Ведь полтюрьмы сидит черт знает за что! Вот вчера появилось еще одно чудо в нашей камере. Вдвоем с подельником украл на рынке сумку, стоимостью пятьдесят пять тысяч рублей. Вот этот человек — и ему подобные — лишние люди, в полном смысле. Тупая арифметика: украл на пятьдесят пять штук, вещь при этом сразу продавцу возвращена (их там же и поймали), а — сколько на него будет потрачено денег и времени, пока сидит? Даже если продержат недолго — все равно, влетит государству в копейку. А сколько здесь таких? Полно. Плюс наркоманы. Набьют тюрьму кем попало; с весны до осени часть умрет…

Славик процитировал недавно фразу из новостей: генеральный прокурор России Скуратов посетил «Матросскую тишину» — и пришел в ужас. Это должно быть поучительно — ужас прокурора. Да — после его ужаса никаких изменений не последовало…

* * *