Чернокнижник (СИ)

Я отказывался, отнекивался — но, к огромному моему удивлению, Вера Владимировна эту завиральную идею всецело поддержала. И я написал на титульном листе Аристотеля: «Господи, спаси и помилуй!». Томик поставили на видное место — а я вдруг понял: теперь в этих книгах есть след и моей судьбы. Дыхание Чернокнижника задержалось на этих страницах, застряло внутри переплетов, стало частью истории инкунабул, эльзиверов, плакатов, тоненьких брошюр. Я остался навсегда — с моими книгами, остался отражением в стекле шкафов, скрипом ключа в сейфах, пятнами выведенных печатей. Книга — единственный бесстрастный судья — потому что хранит память о тех, кто прикасался к ней, кто читал ее — и о том, кто украл, а после вернул ее — обо мне, московском Чернокнижнике…

* * *

…Заплатить долги — и спать спокойно… то и дело почему-то всплывала в голове дурацкая эта фраза. Я точно места себе не находил — то ехал на Вильгельма Пика, встречался с ректором, заглядывал в Отдел редкой книги; то вдруг метался по центру, заходил в букинистические магазины — но ничего не предпринимал; даже не спрашивал. Точно в висках покалывало тонкой иглой: что-то не так… Почему? Я возвращал книги. Я делал дело. Я исправлял причиненное зло. И — ведь не сам — нет, остальные, другие, уважаемые, умные люди — восхищались, одобряли, поддерживали… А боль все не уходила.

Комментатор — вот кто был сейчас, необходим, как вода, еда, воздух; но он был в отъезде; вернуться должен через пару дней… Спрошу его: может ли быть, что возвращение украденного, исправление сделанного — не главное, не цель, а — условие? И если так, то — условие чего? Путано, да. Но он поймет…

* * *

Вчера встретился с одним из своих «внештатных осведомителей». Букинист — молодой, начинающий: он снабжал меня информацией, надеясь, что я, в свою очередь, сведу его с нужными людьми… Он вроде бы напал на след «Утопии»…

— Значит, так, Борис, слушай внимательно. Проводница, звать Инна. Говорит, что в девяносто четвертом, кажется, осенью, к ней обратился какой-то пассажир с просьбой передать сверток в черном пакете человеку в Финляндии. Ну, знаешь эту схему: проводник берет товар в Москве и передает на конечной станции тому, кто предъявит паспорт или там, не знаю, пароль скажет. Так вот, в тот раз у них какая-то заваруха случилась в вагоне — я не помню подробности, кто-то нахамил, кто-то начал драться, потом пришел пьяный к ним в купе, приставал, в общем, неважно. В ходе разборок пакет упал, сверток вывалился, за что-то зацепился и порвался. Она, разумеется, засуетилась — вдруг там что бьющееся, развернула и увидела книгу. Как смогла, описала — по ходу, как раз и была «Утопия». Не факт, само собой, что она, тем более не факт, что тот самый экземпляр, но — чем черт…

Несколько секунд я ошарашено молчал. Могло ли это быть? Та «Утопия», что я хотел украсть двенадцать лет назад, но не смог… Та «Утопия», которая преследовала меня, стала навязчивой идеей, пробралась в сны и в явь… Та «Утопия», которую я искал весь этот год — осторожно выспрашивая книжников, уточняя у антикваров и букинистов — не видели ли? А может, слышали? И — никто, ничего…

— А что за человек ей книгу передал?

— Слушай, а об этом я как-то не спросил… Увлекся книгой…

— Я вот думаю — а не я ли это был?

— Я тоже сначала так решил, а потом понял — не ты. Она говорит — в сентябре девяносто четвертого. А по твоим рассказам выходит, что ты брал остальные тома — второго издания — гораздо позже.

…Сентябрь девяносто четвертого… Что-то промелькнуло — не успел поймать… Воспоминание — какое?

— Увидеться бы с девушкой…

— Естественно — надо! Встретиться, расспросить, как следует. Давай-ка я сейчас позвоню — телефон взял, и подъедем, когда ей удобно…

— Подожди минуту…

Передохнул, успокоился. Постарался мягко попросить человека, чтобы договорился он о встрече, но только для меня. Мне не хотелось говорить об «Утопии» при свидетелях. Не мог объяснить — чувствовал: так надо. В конце концов, очень кстати вспомнил предупреждение ректора — и сказал прямо: так, мол, и так, сейчас все эти встречи — дело опасное, мало ли что… Он сначала обиделся — потом согласился.

Набрал телефон — я потянулся за сигаретой, обнаружил — руки дрожат…

Ему ответили. Он спросил: сможешь встретиться с одним человеком, рассказать про книгу и тот случай в поезде. Она поупиралась — недолго; как я понял, боялась, что я из милиции… Но — согласилась. Послезавтра. Послезавтра — как раз ее смена. Встретится на вокзале, у поезда, за полчаса до отправления. Время… Номер… Вагон… Вокзал — Ленинградский…