Черноморская сирена

Он хотел было уходить вниз, но, спохватившись, прибавил, обращаясь к Марианне Николаевне:

— Чуть было и не забыл… Тут один петербургский чинуша как увидел вас, так и обалдел в некотором роде… Упрашивает очень, чтоб я его представил вам… Хотите?… Пусть лишняя жертва будет.

— Интересный человек?

— По-моему, чердак у него не особенно в большом порядке, но это не мешает ему на все фыркать и думать, что он в некотором роде жар-птица и будущая административная шишка. Для меня он забавен своей болтовней. Не знаю, как для вас… Да вот взгляните… Вон цапля стоит в желтых ботинках и в поясе… у штурвала… Такой чистенький, прилизанный, франтоватый… едет что-то ревизовать.

Марианна Николаевна взглянула по указанному направлению и невольно рассмеялась при виде этого тощего, франтоватого господина с моноклем в глазу, с солидным и необыкновенно самодовольным выражением на выбритом, истомленном, желтом лице.

— И вы хотите мне представлять этого шута горохового?

— Обещал даже ему… Впрочем, предупредил, что вы его оболваните.

— Такого и оболванить, как вы выражаетесь, не стоит… И не думайте представлять.

— Слушаю-с… Скажу ему, что вы не любите новых знакомств.

— Говорите что хотите, но только избавьте от знакомства с ним.

Прозвонили в колокол, и публика пошла вниз и стала усаживаться за столы, хорошо сервированные, с безукоризненными скатертями и салфетками, с вазами, полными конфет и фруктов, на середине столов.

Марианна Николаевна представила свою свиту Вавочке, познакомила со всеми старого моряка, и все уселись за один стол, рядом друг с другом. Завистовский поспешил занять место около Вавочки и тотчас же выразил удовольствие, что имел удовольствие познакомиться с дорожною спутницей и, вероятно, желая быть ей приятным, начал расхваливать ей мужа, с которым он имеет честь быть знакомым по клубу и часто с ним играл в карты. Скоро, впрочем, он сообразил, что разговор о муже не может доставить особенного удовольствия жене, которая едет в Крым в отдельном купе с красивым господином, да еще с известным писателем, и поспешил переменить предмет беседы, стараясь занять свою даму.

Оверин сел рядом с Родзянским на конце и был мрачен, как туча, возбуждая беспокойство Вавочки. Ему далеко не нравилось это знакомство, по видимому, прочное, которое завязалось у Вавочки с Сиреной. Он хорошо знал намерения Вавочки, но, разумеется, не догадывался о том, что Вавочка посвятила Марианну Николаевну в тайну их отношений. И Сирена, казалось ему, после разговора с Вавочкой, как будто не обращает на него никакого внимания. А только еще говорила, что рада его видеть и рада его слушать.

«А что за интересная женщина и, Боже мой, как обворожительна!» — мысленно повторял Оверин, бросая, по временам, украдкой на нее взгляды. Взгляды их на одно мгновение встретились, и Оверину показалось, что в глазах Сирены мелькнула насмешка.

Это его окончательно смутило, и он притих совсем, словно обиженный ребенок.

И какой он дурак был, что не поехал один в Крым. Нужно же было взять Вавочку с собой. Вот теперь она будет сторожить его. И всему виной эта его дурацкая мягкость характера. Не может быть он резок с женщиной… Не может он отказывать, когда они его просят о чем-нибудь, да еще если плачут.

— Что, веселенькая вышла поездка, Дмитрий Сергеич? — спрашивал Родзянский.

— Очень веселенькая… спасибо вам, — огрызнулся Оверин.

Он подозвал лакея и велел подать шампанского.

— Дмитрий Сергеич! — обратился к нему старый моряк. — Раскатайте, пожалуйста, Крым, у вас перо хорошее… Я всегда читаю с удовольствием ваши произведения.

— За что же «раскатывать?» — улыбнулся Оверин.

— Есть за что… Я вам сообщу много любопытного по части нравов… Да вы и сами увидите… Глаз-то у вас зоркий, должно быть.

— А вы собираетесь писать о Крыме? — спросила Марианна Николаевна.

— Пока не собираюсь, а может быть соберусь.

— И нас грешных опишите? — усмехнулась Сирена.

— Я не достаточно хорошо вас знаю, Марианна Николаевна..

— А стоит описать нашу Черноморскую Сирену, — подхватил старый моряк. — Не даром о Марианне Николаевне и здесь целые легенды ходят.

— Даже легенды? — насмешливо переспросил Оверин, чувствуя, что злится.

— Именно легенды… Помните, Марианна Николаевна, как в прошлом году сочинили, будто вы выходите замуж за германского принца и будто из-за вас застрелился директор департамента? — смеялся моряк.

— И то, и другое не особенно лестно, Иван Васильевич! Да и нечего меня описывать. Вероятно, у Дмитрия Сергеевича есть более интересный и поучительный материал.

— Я более согласен с Иваном Васильевичем и с удовольствием описал бы вас, Марианна Николаевна. Боюсь только, что это не так-то легко.

— Отчего?

— Боюсь быть пристрастным в ту или другую сторону.

— И я думаю в другую? — подчеркнула Сирена.

— Может быть, если вам этого хочется.

Обедавшие уже все встали из-за стола, а компания оставалась еще сидеть. За бутылкой, потребованной Овериным, явилась другая, третья.

Оверин, обыкновенно ничего не пивший, сегодня пил более обыкновенного.

Вавочка это заметила и шутя проговорила:

— А вам разве не вредно пить, Дмитрий Сергеевич?