Черноморская сирена

— То-то усложняется… А, впрочем, мне все равно… Наплевать! — как-то решительно проговорил Оверин.

— Будете из Алупки в Ялту ездить?

— Обязательно.

— И каждый день?

— Если Марианна Николаевна позволит, то каждый день.

— И вместе с Варварой Алексеевной?

— Да ну вас!.. И без того напутали этим знакомством и еще дразните! Глядите, и свита вся удрученная бродит! — рассмеялся Оверин.

Действительно, и Завистовский, и инженер, и мичман меланхолически разгуливали по палубе, бросая унылые взгляды на разговаривающих дам.

А они и не думали прекращать беседы. Напротив, она, казалось, приняла интимный характер и велась в пол-голоса.

Оверин заметил, что Вавочка весела, спокойна и словно бы торжествует.

«Ужели Вавочке понравилась Сирена? Ужели она не ревнует к ней?» — думал Оверин.

Действительно, Сирена понравилась Вавочке. Хотя она была на стороже, но уж не смотрела на Сирену, как на врага, после того, как та осторожно успокоила подозрения Вавочки на счет своего коварства и желания увлекать мужчин.

Еще приятнее ей было узнать, что, по всем вероятиям, в июне к ней приедет муж.

И отзыв ее об Оверине на вопрос Вавочки, понравился ли он ей, не внушал ей обычных подозрений.

Сирена просто ответила, что Оверин ей очень понравился, как умный и талантливый человек, которого интересно послушать, но только и всего.

— Говорят, он очень нравится женщинам? — заметила Варвара Алексеевна, желая узнать мнение Сирены о красоте Димы и не догадываясь, что Марианна Николаевна знает об их близости.

— И я слышала… Оверин имеет на это все шансы… Но он не моего романа! Да и вообще я не особенно люблю романы и ухаживателей… Довольно я их видела, чтобы знать им цену! — добавила она полушутя, полусерьезно.

— Да, мужчины не умеют так привязываться, как привязываемся мы, женщины! — значительно проговорила Вавочка, вздохнула и задумалась.

Марианна Николаевна сочувственно взглянула на Вавочку и снова подумала:

«Бедняжка. Как она любит Оверина!»

И поспешила ответить:

— Не стоит, по-моему, очень привязываться к ним.

— Пожалуй, вы правы. Именно, не стоит. Но дело в том, что не всегда можно рассуждать, стоит или не стоит. Женщина полюбила — и конец!.. Вы, видно, не испытали сильного чувства, Марианна Николаевна, и избави вас Бог от этого.

Сирена на это промолчала.

— А для женщин, имеющих несчастье любить очень сильно, потеря любимого человека — великое несчастье! — не без драматической нотки в голосе произнесла Вавочка.

Несколько мгновений Варвара Алексеевна молчала.

Вдруг, словно бы охваченная внезапным решением, она сказала с чарующей улыбкой:

— Знаете ли что, Марианна Николаевна? Не сердитесь, — если я позволю себе с вами немного пооткровенничать. Женщина скорее поймет женщину… Хоть я вас мало знаю, но в вас есть что-то такое, что располагает к откровенности… И, наконец, ведь мы в дороге! — прибавила она, смеясь.

Вавочка, казалось, так искренно и просто сказала это, что Сирена, хоть и хвалилась знанием женщин, далека была от каких бы то ни было подозрений и порывисто ответила:

— Будьте уверены, что я не злоупотреблю вашим доверием. Спасибо за него!

Ее не удивил этот внезапный, как ей казалось, порыв интимности.

Путешествуя много и часто в обществе женщин, она знала, как иногда даже совсем незнакомые дамы поверяют друг другу подчас самые щекотливые тайны при случайных встречах в вагонах и на пароходах. Ей самой пришлось не раз выслушивать разные признания, хотя сама она никогда о себе не распространялась.

Понижая голос почти до шепота, Вавочка проговорила:

— Не рассчитывайте, впрочем, на что-нибудь интересное… Моя история одна из самых обыкновенных… Я замужем и разошлась с мужем и притом совсем миролюбиво, без обоюдных упреков… Мой муж слишком джентльмен и эгоист, чтобы беспокоить себя сценами и тем более в драматическом жанре… Он современный супруг! — прибавила она не без иронии.

Вслед затем Вавочка в полушутливом, полусерьезном тоне рассказала, как она, как и многие, опрометчиво вышла замуж (немножко любила, а главное — хотелось положение замужней женщины!) и как потом поняла, что сделала ошибку. Она не бранила мужа. Напротив, даже находила, что он, по своему, порядочный человек и лучше многих других, но отношения его к ней были, видите ли, слишком халатные. Он смотрел на нее, как и большинство мужей, как на известную принадлежность домашнего комфорта, как на недурненькую женщину и притом жену, которая снисходительно смотрела на его увлечения картами, на кутежи и на мимолетные связи, Бог знает с кем. Никакого духовного общения между ними не было. Он — веселый эпикуреец, немного циник и без всяких идеалов, а она была идеалисткой… С годами эта нравственная рознь сказалась сильнее… Жизнь становилась невозможной.