Перед ним виднелось море, чудное, голубое море, тихое и, казалось, замершее в штиле. На горизонте чернели дымки пароходов. На небе ни облачка. И полная тишина.
Оверин долго стоял у окна, любуясь морем и вдыхая его чудный, наполненный озоном, воздух. И ему казалось, что именно на берегу моря он должен написать что-нибудь значительное. Он чувствовал нервную приподнятость и бодрость, и вся эта петербургская жизнь с ее сутолокой, ресторанами и островами вдруг показалась ему такой пошлой и ничтожной. И как могла она ему нравиться?.. И как он мог свыкнуться с ней? «Нет, надо серьезно изменить жизнь!» — подумал он.
К одиннадцати часам Оверин и Вавочка, оба взявшие ванны, оба свежие и красивые, спускались в ресторан завтракать.
— Что у вас есть?.. Устрицы есть? — весело спрашивал Оверин.
— Есть! — отвечал слуга.
— Так давайте устриц, потом султанку, потом… чего вам угодно, Варвара Алексеевна? — спрашивал Оверин, передавая своей спутнице карточку.
— Не прикажете ли молодого барашка? Все приезжие одобряют-с, — говорил лакей.
— Отлично. Давайте. Говорят, крымские барашки хороши. Хотите, Варвара Алексеевна?
— Я так голодна, что все буду есть.
— А вино — белое. Дайте только бутылку самого лучшего. Да устриц поскорей, пожалуйста.
— Сколько прикажете?
— Полсотни, что ли. И маленькую рюмку водки… да чего-нибудь закусить.
Лакей ушел. Оверин стал озирать бывшую в ресторане публику.
Невдалеке от них сидела компания молодых моряков. Оттуда слышались громкие, веселые голоса. Говорили о кораблях, о плавании, бранили какого-то капитана, восхищались какой-то Черноморской Сиреной.
Оверин насторожил уши.
Черноволосый юный мичман громко воскликнул:
— Как она хороша вчера была на бульваре, господа… Адмирала и того с ума свела. Подумайте, старик, адмирал, а хотел с Графской пристани броситься за цветком, который она бросила в море. Насилу удержали.
— А ты бросился, конечно?
— Еще бы… И достал цветок.
— А дальше?
— Поехал на «Боец», переоделся и вернулся на бульвар.
— А она?
— Улыбнулась.
— И только?
— Да разве вы не знаете Сирены?..
— Когда она приехала?
— Вчера…
Оверин тихо шепнул Вавочке:
— Слышала? Здесь и Сирена водится… Всех с ума сводит.
Вавочка, смеясь, ответила:
— Надеюсь, ты устоишь?
— Да мы, может быть, и не встретимся с ней.
— А любопытно, Дима? — поддразнила Вавочка.
— Нисколько, — протянул Оверин, решивший непременно увидать эту Сирену.
В отдалении сидела семья: высокая, краснощекая полная женщина лет под сорок, в роскошном туалете и с крупными кабюшонами в ушах, девушка лет семнадцати, мальчик подросток и англичанка немолодых лет.
— Кто это такие? — полюбопытствовал Оверин у лакея, когда тот принес устрицы.
— Госпожа Брехунова с семейством… Известная миллионщица из Москвы… Купчиха-с… Каждую весну в Ялту ездят и осенью тоже.
— А вон там… две сидят. Верно англичанки?
— Точно так… англичанки. Неделю живут… И прелюбопытные, я вам доложу, сударь.
— А что?
— До всего им касательство есть… Все осматривают… Должно корреспондентки… Нынче такого народа много наезжает.
— А устрицы прелесть! — говорил Оверин, проглатывая сразу штук по пяти маленьких черноморских устриц.
— Все хвалят-с! — отвечал рыжеватый, довольно представительный лакей, видимо желавший показать себя перед петербургскими приезжими и сразу угадавший в Оверине тароватого и привыкшего к «первому сорту» барина.
В эту минуту в залу ресторана вошел, щуря глаза, маленький, худощавый выбритый господин, сосед Оверина в купе.
Он был в безукоризненном темно-сером, отлично сидящем на нем «complet» и в ослепительном белье, серьезный и словно бы накрахмаленный, с тщательно выбритыми желтоватыми щеками, с высоко приподнятою, коротко остриженною головой, черноволосой, подернутой сединой, и небольшими усами. Сегодня он казался Оверину моложавее. Ему можно было дать лет сорок — сорок пять.
Он присел к столу с аффектированною скромностью людей крупного положения и поманил пальцем слугу.
— Это, сударь, с вами сегодня приехали… Очень, говорят, важные генералы из Петербурга… Им номер по телеграфу заказан. Давеча у них уж и градоначальник был.
— А как его фамилия?
— Господин Завистовский… Может изволили слышать?
— Как же… Он товарищ министра.
— Важная особа?
— Не из мелких! — засмеялся Оверин.
— Ну, теперь несите султанку… Гляди, Вавочка. Ты решительно очаровала г. товарища министра. Он опять не спускает с тебя глаз.
— Это меня нисколько не интересует.
— А все-таки, приятно?
— Нисколько… Я на тебя не похожа, Дима… Для меня никого не существует, кроме тебя.
— А для меня ты… как любимая…
— А другие? — перебила, смеясь, Вавочка.
— Другие, как приятное зрелище для глаз… Вот и все! — весело говорил Оверин.
Оба они ели с аппетитом. И все им нравилось: и жареная султанка, эта маленькая, вкусная рыбка Черного моря, напоминающая форель, и мягкий, сочный барашек, почти не имевший специфического бараньего запаха, и вино, и черный кофе с гущей, которым они закончили завтрак.
— Ну, теперь что будем делать? — воскликнул Оверин. — Если не устала, едем осматривать город.
— Куда хочешь.