— И мне показалось… Однако, не пора ли и домой, Дима… Мне спать хочется!
— Что же, пойдем, если хочешь.
— Но, быть может, ты не хочешь, Дима? Так оставайся.
— И я спать хочу! — проговорил Оверин.
И в то же время подумал:
«Вавочка уводит от Сирены, а завтра я с ней познакомлюсь во что бы то ни стало!»
И они вернулись в гостиницу.
IV
Часу в девятом утра Родзянский стучался в номер Оверина.
Оверин, уже одетый совсем и надушенный, отворил двери.
— Здесь изменили петербургским привычкам, Дмитрий Сергеич? Раненько встали? — громко и весело заговорил Родзянский, довольно видный блондин с рыжими волосами, бородой и усами, с умным, нервным лицом и небольшими острыми, насмешливыми глазами.
— Тише говорите, Александр Петрович… Тише! — прошептал Оверин, крепко пожимая руку приятеля.
— А что? — совсем понижая голос, спросил Родзянский.
Вместо ответа Оверин, улыбаясь, показал рукою на двери соседнего номера.
Родзянский давно и хорошо знал Оверина со всеми его недостатками и любил его, как талантливого писателя и милого человека.
Он усмехнулся более глазами, чем лицом, и шепнул:
— Вчерашняя ваша спутница на бульваре?
— Да.
— А вдовушка?
— Эка вспомнили… Вот уже год, как я сошелся с другой.
— Год? — удивленно шепнул Родзянский. — На этот раз одобряю ваш вкус — прибавил он.
— Очень рад. Идем лучше вниз. Будем чай пить и поговорим.
— Оседлали коника! — подсмеялся Родзянский.
Оверин меланхолически свистнул и произнес:
— Ничего не поделаешь… Супруга бросила.
Они спустились в ресторан, уселись у открытого окна и спросили чаю.
— Теперь вас позвольте допросить. Кто это барыня, с которой вы были вчера?
— Что, небось, ослепила?
— Именно ослепила. Кто она… Как ее фамилия?
— Христофори…
— Она девица, замужняя, вдова?
— Замужем, а быть может, и вдова… Я точно ничего не знаю.
— Да вы давно с ней знакомы?
— Два дня, вернее три, впрочем…
— Каким образом?
— Самым простым… Я был в Одессе и хотел ехать в Киев погостить к родным, как вдруг увидал эту самую барыню на улице в коляске, с багажом. Она так, я вам скажу, меня поразила, что я велел извозчику ехать за коляской. Убедившись, что барыня едет на пристань, я немедленно вернулся в гостиницу, уложился и через двадцать минут был на крымском пароходе и увидал ее на мостике, окруженною мужчинами. Капитан парохода лебезил перед ней. Ну, на пароходе я и познакомился… Замечательно оригинальная женщина, умница и как хороша, как хороша! Оказывается, что она каждую весну и каждую осень проводит в Крыму… Здесь ее прозвали Черноморскою Сиреной. И не даром… Настоящая Сирена.
— Познакомьте меня с ней, Александр Петрович.
— Сделайте одолжение. Приходите вечером на Графскую пристань.
— Нельзя ли раньше… днем. Она где остановилась?
— Тут, близко, в гостинице Ветцеля.
— В котором часу она завтракает?
— В двенадцать.
— В ресторане?
— Да.
— И вы будете там в этот час?
— Буду.
— Ну, так я приду в этот час… Только не проговоритесь при Варваре Алексеевне, а я как-нибудь улизну от завтрака дома… Или будем завтракать позднее.
— Приходите. Сирена утром еще лучше, чем вечером.
— Она долго остается в Севастополе?
— Завтра едет на пароходе в Ялту.
— И вы, Александр Петрович?
— И я.
— И мы с Варварой Алексеевной. Это будет отлично.
— А что скажет ваша спутница?
— Там, батюшка, видно будет. К чему упреждать события.
— Но только я наперед скажу вам, Дмитрий Сергеич, что ничего не выйдет.
— Я и не гонюсь за чем-нибудь… Просто меня заинтересовала Сирена.
— И вы в нее влюбитесь?
— И этого не знаю… А может быть вы не хотите меня знакомить? — засмеялся Сверим.
— И не думал не хотеть! — ответил, весь вспыхивая, Родзянский. — Напротив, с удовольствием познакомлю… По крайней мере, увижу, как вы останетесь с носом. Она не петербургская барынька, льнущая к литераторам.
— Она откуда?
— Не знаю. Об этом не говорит… И вообще о себе не говорит. Кажется, живет где-то на юге. Капитан парохода говорил, что она замужем и что муж у нее богатый румын или грек, Бог его знает… Но, видно, не ревнивый. Пускает ее одну в Крым… А здесь она кружит всем головы и над всеми забавляется.
— И у нее нет любовника?
— Говорят, нет. За ней даже один немецкий принц ухаживал и остался в дураках.
— Быть может, с татарами ездит в горы?
— Что вы? Ничего подобного. Если ездит, то всегда в большой компании.
— Странная женщина.
— И очень. Не даром же ее зовут Сиреной.
— Манит и топит в море?.. Это очень, знаете ли, любопытно.
— Не сломайте себе шеи, Дмитрий Сергеич.
— Бог даст не сломаю, Александр Петрович.
В эту минуту в ресторане показалась Вавочка, и Оверин, делая вид, что ее не заметил, заговорил довольно громко, словно бы продолжая разговор:
— Так в двенадцать, значит, мы в редакцию
— Зачем это вам, господа, в редакцию? — проговорила, появляясь у стола, Варвара Алексеевна. — Неужели и здесь существуют редакции?
Мужчины встали и поклонились.