Черноморская сирена

Что-то властное, уверенное в себе и в то же время загадочное, было в выражении этого прелестного лица ослепительной белизны, с нежным румянцем на щеках, с прямым, тонкого очертания носом, красивым лбом и алыми, совсем тонкими губами, уголки которых временами подергивались. Эта загадочность особенно светилась в глазах… в этих улыбающихся, как будто вызывающих и в то же время строгих и холодных глазах. Глядя на них, Оверин понял, почему эту женщину прозвали Сиреной.

Он заметил грацию ее манер и каждого жеста и обратил свое особенное внимание на руки. Руки именно были такие, какие ему нравились: маленькие, узкие, с длинными, тонкими породистыми пальцами, нежные и белые с розовыми маленькими ногтями. Обручального кольца не было, и только один бриллиант сверкал на крошечном мизинце. Заметил Оверин и словно выточенную шею, и родинку на щеке, и крошечные уши и… отвел свой взгляд, как только заметил, что на него взглянули эти черные улыбающиеся глаза.

«Господи! Какое прелестное создание!» — мысленно шепнул Оверин.

«Но где же Родзянский? Ужели он не придет?» — подумал он, нетерпеливо теребя бородку.

Но Александр Петрович уже входил, веселый и сияющий, в новом вестоне и в светлом галстуке. Поздоровавшись с молодой женщиной и с остальной компанией, он подошел опять к Сирене и что-то шепнул ей. Она весело кивнула головой; Родзянский направился к Оверину.

— Ну, пойдемте… Я вас представлю. Она очень хочет познакомиться с писателем… да еще таким красивым.

— Это она говорит или вы? — спросил, вспыхивая, Оверин.

— Как ее зовут?

— Марианна Николаевна.

Несмотря на большую привычку к дамам, Оверин был несколько смущен, что очень шло к нему, когда, после представления его, Марианна Николаевна, крепко пожимая ему руку и взглядывая ему прямо в глаза своими смеющимися глазами, которые словно ласкали, — проговорила необычайно приветливо и даже ласково.

— Очень рада, что случай нас свел. Я читала вас и одною вашею статьей даже увлеклась… Тем любопытнее познакомиться с автором… Вы завтракаете здесь?

— Да.

— Так присаживайтесь к нам и непременно около меня… Господа, позвольте вас познакомить… Дмитрий Сергеич Оверин… Имя это, конечно, всем вам известно.

Оверин, сконфуженно улыбаясь, жал руку красивому брюнету, военному инженеру и юнцу мичману.

Бывший его спутник, маленький, выбритый товарищ министра, любезно заметил:

— Мы уж несколько знакомы. ехали с вами вместе.

И сказал несколько любезных слов по поводу его талантливых статей, которых он, разумеется, никогда не читал.

— Вы сюда отдыхать, конечно? — спрашивала Марианна Николаевна, сосредоточивая на Оверине исключительное свое внимание и словно бы забывая всех остальных.

— Не совсем… Думаю работать.

— Вы что теперь пишете?.. Не секрет?

— О любви в литературных произведениях.

— Интересный сюжет, — протянула она.

— Очень… Если его обработать как следует.

— Да еще по собственным наблюдениям! — насмешливо улыбнулась Марианна Николаевна. — Верно у вас большой их запас, — прибавила она.

— Почему вы так думаете?

— Видно… Да и к тому же писатель… имя… Ну, и без комплиментов, у вас оригинальное лицо. Молодой и седой!.. Это красиво. Женщинам все это нравится… А вы что же не едите устриц? — спрашивала Марианна Николаевна, отделяя устрицу от раковины своею маленькою рукой.

— Только что ел.

— А еще?.. Их можно есть, сколько угодно…

Оверин взял устриц, хотя ему их и не хотелось, и чувствовал, что несколько робеет перед этою женщиной, говорившей с известным писателем не то что с робостью, а даже с насмешкой. От нее лило тонкое благоухание духов «Crab-Apple», и когда она поворачивалась к нему, ее ослепительно-красивое лицо было так близко, что Оверин невольно отводил глаза.

Налили шампанское.

— Пью за ваш талант! — просто и сердечно произнесла Марианна Николаевна.

— Благодарю вас! — горячо отвечал Оверин. — А я пью за…

Он запнулся.

— За что же?… Здоровья у меня много, красоты довольно, богатство есть.

— За большее количество счастливых минут в жизни.

— Счастье — понятие относительное. Что одним кажется счастьем, то другим — пошлыми пустяками! — промолвила Марианна Николаевна. — Все зависит от того, чем довольствуется человек…

— А вы малым не довольствуетесь?

— Мой девиз: все или ничего! — властно проговорила молодая женщина. — Во всяком случае, спасибо за пожелание!

Она чокнулась с Овериным и отхлебнула из бокала.

Пили за здоровье Марианны Николаевны остальные собеседники. Моряк-юнец произнес восторженную речь, которую Сирена выслушала, казалось Оверину, совсем равнодушно. Говорил и инженер.

— А вы, Василий Аркадьевич? — обратилась она к Завистовскому, — так ничего и не скажете мне?

Маленький, бритый «его превосходительство», не спускавший глаз с Сирены, поднял бокал и проговорил:

— Вы и без речей знаете, Марианна Николаевна, искренность моих пожеланий… Они неизменны с тех пор, как я имел счастье познакомиться с вами три года тому назад.

— Терпеливый же вы, однако, человек… Пью за ваше долготерпение! — воскликнула, смеясь, Марианна Николаевна.