Читаем Черноморская сирена полностью

— Терпение — мать всех добродетелей! — шутливо проговорил его превосходительство, несколько смущенный.

Марианна Николаевна усмехнулась и, обращаясь к Оверину, спросила:

— Вы надолго в Крым?

— Как поживётся.

— Надеюсь, эта случайная наша встреча не последняя?

— Хотел бы.

— И я хочу.

Оверин наклонил голову в знак благодарности.

— Мне кажется, что вы интересный человек… Кажется, — повторила она, подчеркивая это слово. — А я люблю сколько-нибудь интересных людей. Их так вообще мало. Все по одному шаблону и говорят они одно и то же.

Понижая голос и слегка нагибаясь к Оверину, она прибавила:

— Среди этих… один Родзянский интересен… Но и он…

Она на минуту остановилась и докончила громко:

— Кажется, из влюбчивых.

— А вы таких боитесь?

— Я никаких не боюсь! — презрительно щуря глаза, промолвила Марианна Николаевна.

— Так что же?

— Надоедают… А вы, Дмитрий Сергеевич, влюбчивы? — неожиданно спросила она. — Я слышала, что писатели влюбчивы… Верно, для изучения?..

— Грешен! — виновато отвечал Оверин.

— Ну, вот! Значит и с вами будет скучно. А я думала, вы хоть будете исключением… Тогда я беру свое слово назад.

— Какое слово?

— О продолжении нашего знакомства.

— Вы так уверены, что я в вас влюблюсь?

— Если в вас мало рассудка, почти уверена.

— Но я постараюсь не влюбиться! — смеясь проговорил Оверин.

— Даете слово?

— Даю!

— Тогда милости просим ко мне в Ялту… Поближе познакомимся и, быть может, сделаемся приятелями… Вы не будете мне говорить то, что говорят все, и я не буду тешиться над вами… Как бы я этого хотела! — горячо и искренно прибавила она.

Завтрак затянулся до двух часов. После шампанского явилось еще более приподнятое настроение. Оверин рассказывал о прошлогодней поездке на Кавказ и всех увлек своим талантливым рассказом. Он так художественно и красиво описывал природу, давал несколькими штрихами такие мастерские и меткие характеристики людей, что все слушали с восторгом, не замечая преувеличений увлекающейся натуры Оверина. И лицо его в эти минуты было такое выразительное, в нем было что-то такое наивно-детское, что Марианна Николаевна, взглядывая на него, видимо была заинтересована.

Оверин совсем забыл, что обещал Вавочке быть к часу, и чувствуя, что на него обращено общее внимание и что Марианна Николаевна слушает его с интересом, продолжал говорить. Словно бы опьяненный присутствием Сирены и инстинктивным желанием ей понравиться, увлеченный сам своими речами, он вдохновенно сыпал остротами, меткими сравнениями, блестящими метафорами.

Он кончил, и когда заговорили инженер и моряк, сразу почувствовалось то, что бывает, когда после хорошего артиста начинает играть бездарность. Марианна Николаевна почти не слушала никого. Разговор скоро оборвался.

— Дмитрий Сергеич! А, ведь, половина третьего? — проговорил, улыбаясь, Родзянский.

— Половина третьего? — машинально повторил Оверин.

— Нас, ведь, ждут… Мы обещали быть в час.

Оверин вспомнил о Вавочке и покраснел.

— Кто вас ждет, Дмитрий Сергеич? — спросила Марианна Николаевна.

— Одна знакомая… Мы вместе ехали из Петербурга… Родственница.

— Так идите, господа… А я думала, мы поедем за город.

— Что-ж, я с удовольствием…

— Нет, нет… Не следует заставлять себя ждать… Идите… идите, Дмитрий Сергеич.

И Оверин сконфуженно встал и начал прощаться.

— Когда же увидимся? — спросила Марианна Николаевна, пожимая Оверину руку крепко, по-английски. — Вечером на бульваре?

— Непременно.

Он заплатил свою часть инженеру и вместе с приятелем вышел из ресторана.

— Ну что, готовы? — спросил Родзянский.

— Готов! — отвечал Оверин и прибавил: — Какая прелесть эта Сирена!

— То-то, я вам говорил… Но только не думайте, что победите ее.

— Я ничего не думаю… И какое мне до этого дело. На нее молиться можно!

Родзянский насмешливо улыбнулся и сказал:

— А теперь надо придумать, почему мы опоздали!

— Очень просто… заболтались с старым приятелем… А с Сиреной встретились на улице, и вы меня ей представили… Всего пять минут говорили… Так, что ли? А то Варвара Алексеевна будет в недоумении завтра на пароходе, когда увидит, что мы знакомы… Надо теперь ухо востро… События усложняются! — весело говорил Оверин.

И когда приятели вошли в гостиницу, Оверин шепнул:

— Голубчик… Не уходите скоро… Посидите вместе у нас и отвлеките Варвару Алексеевну чем-нибудь. Ухаживайте за нею. Будьте добрым товарищем.

VI

Юпитер, большой, роскошно отделанный пароход, один из тех щегольских, казовых пароходов Русского общества пароходства и торговли, которые делают крымские и кавказские рейсы, в исходе одиннадцатого часа утра, согласно расписанию, пришел из Одессы в Севастополь и стал, ошвартовавшись, у пристани, рядом с Графской.

Пассажиров, особенно классных, было порядочно. ехали целые семьи, было несколько мужчин, но преобладали одиночки-дамы, средних и пожилых лет, молодящиеся, туго затянутые в корсеты, подмазанные и с подведенными, беспокойными глазами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза