Света, а ты не боишься, что твои дети тоже будут стихи писать? У меня не будет детей, говорит Света. Журналист кивает и что-то бормочет еле слышно, только для фотографа. Но Света по губам читает, что он сказал: эволюция в действии. Точно, эволюция, кричит она. Журналист и фотограф вздрагивают, им стыдно. Мамонты, неандертальцы, птица додо и Света Лукина, кричит Света Лукина. Теория Дарвина – именно это мне и нужно! Пусть в этом мире выживают сильнейшие. А нам, истеричкам, шизофреникам, дебилкам, – нам нужен мир иной, кричит Света и стучит кулаками в стену, слышите, нам нужен мир иной, и он существует, существует.
Ее выписывают, и она больше не ходит мимо кафе. Она просит отца купить ей билет обратно в Приморское. У нас с тобой ничего не получилось, говорит отец. Нет, отвечает Света, но надо было попробовать. Да, мы попробовали, говорит отец, но ничего не получилось. У меня никогда раньше не было детей, в смысле, я никогда с ними не общался, я не знал, как с ними надо. Это не твоя вина, отвечает подросток, просто у меня ничего нет, у меня все отняли. Даже то, что внутри, спрашивает отец. И внутри ничего нет, говорит подросток, все отняли, ничего больше не осталось.
Много лет спустя ей приснилось, что они с Андреем (во сне его звали по-другому) пришли к ней домой, что дома крутится пластинка, и они танцуют медленный танец, соприкасаясь лбами. И так им хорошо, спокойно, так приятно им танцевать друг с другом, как никогда не бывает.
Света, эй, Света, о чем замечталась? Иди, с тобой хочет босс поговорить.
Босс, он младше нее, но кажется старше, с лысиной и бородой, с татуировками и кольцами в носу, высокий, ставит бутылки в холодильник деловито, не смотрит на нее, значит, что-то плохое.
Вот что, Света, с вами было очень приятно работать, но, боюсь, со следующего месяца мы больше не будем нуждаться в ваших услугах.
Рубанул сплеча, но в глаза так и не смотрит, а какой ровный у него тон, какое безмятежное лицо, это просто бизнес, что поделаешь, такова жизнь.
Дело в том, что три бармена для такого маленького ресторана – это слишком много. Мы решили обойтись двумя. Мы не знали, кого отпустить. Мы и так думали, и этак. Но у двух других барменов все же больше опыта, и они дольше с нами работают.
Да, конечно, железная логика, другие-то дольше работают, другие работают с ветерком, у них работа спорится, в руках горит, пиво цедится, пена снимается, кружка полощется, любо-дорого смотреть. У нас нет к вам никаких претензий, кроме того, что вы уж очень мечтательная девушка.
Всем на потеху.
Вас все тут очень полюбили, и нам будет с вами жаль расставаться.
Как с клоуном.
Но, увы, мы теперь не можем себе позволить больше двух барменов.
Отпускает ее кивком головы, пожатием плеч, боится, наверно: только бы не устроила сцену, тут бар, а не цирк.
Ева глядит на нее полными слез глазами: ой, Света, уволили, да? Вот сволочи, это они сэкономить решили, чтобы только двоим платить, которые за троих работать будут. Я бы из солидарности с тобой уволилась, только у меня больше ничего нет в перспективе. Слушай, ну у тебя же еще одна работа есть, в кафе, так что, наверное, это не катастрофа, правда? А работать здесь все равно скучно и противно, ты уж точно лучшего заслуживаешь. Мне тебя здесь будет очень не хватать. Если тебе деньги нужны, я тебе с удовольствием в долг дам, на сколько хочешь.
Спасибо, Ева, спасибо, я уж как-нибудь, ничего, не трагедия.
Вот, у меня для тебя подарок есть, «Тайна», помнишь, я тебе про книжку рассказывала? Надо загадать, чего ты в жизни хочешь, и жить с верой в то, что это уже как будто случилось. Тогда твоя мечта совершенно точно станет реальностью. Просто верь, что у тебя уже есть другая работа, намного лучше этой, ты же такая умница.
Спасибо за книжку, Ева, я обязательно почитаю, да я и не грущу, ничего, как-нибудь проживем. Я так и думала, что меня уволят рано или поздно, я же вижу, что медленнее тебя работаю. Я старалась проворней, и старалась не мечтать, но все же у меня так хорошо не получается, как у вас. Меня всегда отовсюду выгоняют, я даже тебе рассказать не могу, откуда меня только не выгоняли, нигде я не подхожу, нигде я не хороша, и что во мне не так, я не знаю.
Света идет домой пешком, в темноте, мимо парка, широкие штаны задевают о куст, башмаки гремят, клоун ты, Света, клоун, с красным носом и белой мордой. В кустах спят бездомные, может, и я так буду спать когда-нибудь, на голову нахлобучу клоунский колпак, попонкой закроюсь. Бродяга проснулся и бьет сам себя по голове, мы, клоуны, всегда сами себя наказываем, бьем себя и падаем на потеху публике. Смотрите, как нам больно, ха-ха-ха, ой-ой-ой, какие мы глупые, какие несчастные, ха-ха-ха.