Чернозём

- Но надо же атаковать Систему, а не её раба, - даю я волю сарказму, - не иначе это в тебе завертелась ржавая боническая матрица! Как же так, ведь ты должен производить новые смыслы, а не мордовать мигрантов!

Среднеазиата магнитом притянуло к жаркой землице, словно он был сделан из свинца. Он слабо шевелился и чёрная, вонючая тень уже начинала медленно расползаться по сторонам и травы, которых она касалась, казалось, желтели и увядали, будто это было ипритовое облако.

- Напоминаю, что удельный вес этого среднеазиата равен примерно одной сотой полицейского.

Вместо ответа Сырок бросил мне штыковую лопату. Я машинально поймал, и он невинно спросил:

- Ты что выбираешь: копать или убивать?

Видимо мои шутки действительно его задели. Видимо, он хотел, чтобы я заткнулся или удивился. Вздрогнул, уточнил, переспросил, нервно пошутил или ещё проявил бог весть какую реакцию терпилы, но мне такие приключения не в новинку, поэтому предлагаю:

- Давай на камень, ножницы, бумагу?

Идея приводит Сырка в то, что издали можно назвать восторгом. Через полминуты моя бумага оказывается разрезанной его ножницами. На всякий случай я ещё раз оглядываюсь, но вокруг никого. Вдалеке шумит гречишное поле, а дорога, что вьётся вдоль него, вымерла на несколько километров, и даже на небе нельзя было найти ни одного облака. Разве что солнце печёт так жарко, будто приняло нас за блины. Да ещё под ногами стонет пьяница, и я спрашиваю:

- Как думаешь, откуда он?

Сырок отвечает:

- Логос говорит о том, что там за речкой богачи возводят коттеджи и он, видимо, строитель. Но более реальный мифос утверждает, что он пророс из ядовитой споры, которую занёс на пасеку далёкий южный ветерок.

Чёрный в порыве злобы бросил пустую банку, но Сырок тут же её подобрал. Чтобы не было улик, догадался я. Язык пришельца распух от укуса пчелы и чужак выдавливал из себя шипящие змеиные звуки:

- Шш-ш... пш...

Будто он был проткнутой шиной.

Сырок присел возле пьяницы, сжимая в руках обломок красной глины. Он ласково погладил кирпичом чёрный, лоснящийся затылок. Мигрант, готовый вот-вот заснуть что-то зафыркал. Важно поднимая лапы, на пасеку пришёл Лотреамон. Он церемониально сел, обвив себя хвостом, и немигающее уставился на нас. От невозмутимости кота, которые всегда лучше людей чуют смерть, стало не по себе. Как будто для животного этот спектакль был не в новинку. Сырок между тем очень ласково сказал:

- Вот, бывает, пробьёшь кому-нибудь черепушку и видишь, что из неё никакой дух не отлетает к заоблачным далям, где семикрылые серафимы на лютнях тренькают. Значит, не было у говноеда души, поизъелась.

- А если пробить младенцу, - по-арцыбашевски спрашиваю я, - думаешь, вылетит?

- Да, вылетит. Но на сей раз из тебя.

А затем кинжальный размах, и кирпич притаджился чуть пониже затылка, где шейные позвонки сходятся с головой. Косточки хрустнули, шея ушла вниз, а голова панически вскинулась, и убиенный стал напоминать тупой угол из какой-нибудь математической задачи. Он дёрнулся, но не так, чтобы убежать или сопротивляться, а словно из тела, которое испытывало жгучую ледяную боль, попыталась выпрыгнуть душа. На нитке слюны повесился умирающий стон, обращённый не к нам, а как будто к самому себе, точно жертва хотела в одиночестве вспомнить маму. Стало противно, потому что не так должен умирать человек, а бороться, ругаться, кричать, царапаться, размахивать руками, пытаясь отогнать смерть, но не вот так... постанывая, как раненная корова.

- Наверное, это и не человек, - равнодушно говорю я, - иначе бы он так не умер.

- Как же не человек! - шутит Сырок, - гляди, у него есть ручки и ножки. В наше время этого достаточно, чтобы тебя сочли человеком.

Всё также пылало солнце, Лотреамон зевнул и пошёл куда-то по своим кошачьим делам, труп ещё пах жизнью, но убийца уже командовал его судьбой:

- Несём его на задний двор. Там землица помягче, тебе будет очень хорошо копать. Мяконько. И не один соглядатай не увидит.

Тело опало в огороде Сырка, как осенние листья. Странно, думается мне, ведь его организм ещё пьяный, но уже немножко мёртвый. В остальном происходящее мне безразлично и я с профессиональным интересом оглядываю мощные кабачковые кучи, ровные ряды клубники, кусты жимолости и смородины. После, положив в рот кусочек мяты, достаю нож и опускаюсь на колени.

- Ты это чего, - спрашивает Сырок, - помолиться решил?

- Нет, просто надо аккуратно срезать дёрн, чтобы потом не было видно, что здесь копали.

- А... ну смотри, дело твоё. Мало ли что. Лишняя работа. Ты копай, пока схожу за инструментами.

- Тебя, кстати, не смущает, что тело будет лежать во дворе? Не хочешь вывезти его в лес и закопать в глуши?

Сырок кивает головой:

- Это будет логично, поэтому так мы поступать не будем.