Чернозём

Сырок улыбнулся в бороду:

- Хочу, чтобы не разочаровала следующая встреча.

***

Она дышала с трудом.

Оно было и не мудрёно - на груди сидела целая ватага непонятно откуда взявшихся людей. Сначала их было немножко, всего с горсточку. Так мало, что их можно было рассыпать по всей земле и ничего не замечать. Но потом рядом с человеком в чёрной сутане появился бакенбардный генерал, а вместе с ними свиты, кареты, дворцы. А ещё сынки, дочки, отпрыски и любовницы, быстро поделившие всю её, единую и общую, на самочинные владения.

Было холодно, пришла совиная ночь, и под её царским покровом, скипетр и держава твердили, что на землю пришло вечное спокойствие и вечное томление. Порядок, где хлыст повелевал сохой, грозился продержаться до Страшного Суда.

Но там, куда Земля всё чаше устремляла туманный взор, копошились народы, уже научившиеся заряжать ружья не с дула, но с казны. У чужих берегов моря вздымали пароходы с курчавой белой бородой, и первые железные кони несли ошалевших людей в одежде, вышедшей из-под фабричной иглы.

А здесь был сон. Вечный, нескончаемый сон. Всё хорошо. Некуда торопиться, не зачем оглядываться. Из всех движений нужно только перевернуться на бок, натянуть на себя побольше суши, слушать шум океана, и спать, спать... Земля медленно забывалась, ведь заботу о насущном, хлебе и духе, переняли на себя люди. Такие гордые, самоуверенные люди... Пригодились и генералы, и священники, и даже крепостному мужику нашлось место - пусть не в Гражданском кодексе, но зато за плугом.

Во сне Земля видела неспокойные тревожные сны. В грёзах к спящей кормилице подходили люди, задумавшие её разбудить.

***

Когда я вошел, то Сырок сидел на диване, и задорно попыхивал трубочкой. Его борода жила самостоятельной жизнью и почти щекотала Алёне лицо. Интерес к моему другу огранил её глаза-изумруды, и на тоненьких коленках я заметил клетчатую, почти шотландскую юбочку. Я обожал запускать под неё свои руки, и зло подумал - не прибавилось ли теперь у нас с Сырком общих для разговора тем?

- О, пришёл, гулёна, - её юбочка, как потревоженную голубку, тут же хочется поймать, - а мы тут о тебе говорили.

- И что наговорили? - спрашиваю я глухо.

- То, что ты очень интересный тип, - выпуская клуб дыма, говорит Сырок, - с тобой можно пуститься в дальнее плавание.

Он действительно очень похож на матроса. Крутые плечи ещё больше пережаты подтяжками, отчего кажется, что здоровое тело штангиста наливается свежей, молодой кровью. Стойкая тёмно-русая борода, похожа на пушистое дерево, выросшее на крутом обрыве - так мужественен его подбородок. И глаза синие-синие, не голубые, не серые, а как будто вырванные у неба, украденные у Марианской впадины. Вдобавок он ещё бесцеремонно курит, и от запаха табака меня мутит, словно я зелёный юнга.

- Ой, какой ты бледный! - почти вскрикивает Алёна.

- Всё по Юнгу, - многозначительно добавляет Сырок.

И мне кажется, что они читают мои мысли.

- А ещё твоя дама показывала свою новую картину!

Он как бумеранг бросил мне плотный лист картона, где вместо травы на гуашевой грязи лежала распятая ладонь. Сквозь неё к свету прорастала тоненькая ромашка. Рисунок обольщал простотой, и цветок тянулся ко мне, словно хотел нанизать на стебель. Поразительно, как Алёна изменила ту безобидную картину с лугом и лесом.

- Милочка, - Сырок безупречно улыбается, - будь добра, поставь нам чайник.