Чернозём

Но даже четыре против трёх - это плохой расклад, тем более, когда в партии появляется холодное оружие. Уцелевшие бандиты выматерились, сбились в кучку, под молчание ножей оттащили раненых назад. Сырок, размахивая деревянной жлыгой, держал их на расстоянии, но я с упавшим сердцем смотрел, как один из нападавших побежал к машине. Как только я увидел обрез, то печень сразу сжалась, желая стать как можно незаметней для дроби. Неужто всё кончится перестрелкой? Сырок, мигом оценив обстановку, как копьё бросил вперёд свою дубину, которая с шумом впечаталась в живот одного из налётчиков

- Стоять, говноеды!

Я не сразу понял, что это орут не бандиты, а мой товарищ. Я повернулся и увидел, как Сырок целится из своего браунинга в притихшую банду. Человек с двустволкой зло раздувал ноздри, но опустил оружие к земле, как будто он взял её в заложники.

- Мужик, ты чё...

- Хрена вы вообще напали, мы не к вам...

- Молодняк оборзел.

Сырок наконец-то выплюнул изо рта изжёванную травинку и зло проговорил:

- Не все сразу. Выберите из своих рядов главного говноеда, который и будет вести переговоры.

Один из русских увальней недовольно протянул:

- Ну я главный, чё хотел?

Алёша заворожено смотрел на пистолет, а я думал, нужен ли этот главный Сырку для того, чтобы провести с ним переговоры или для того, чтобы завалить его.

- Берите своих пацанов и валите на хер. Хозяину своему скажете, что никого не нашли.

- Ты чё...

Сырок быстро отвёл руку и выстрелил в воду. Хорошо, что мокрый азиат уже выбрался оттуда. Бандиты какое-то время задумчиво смотрели в речушку, мрачно поглядывали на калиновые кусты, словно там сидел наш засадный полк. А затем, чтобы не потерять друг перед другом достоинства, огрызаясь и матерясь, обещая вернуться и разобраться, медленно загрузились в машины, как можно шире разводя плечи и расставляя ноги. Примат оказался живой, но видимо Сырок как-то свернул ему мозжечок и он не мог ходить, поэтому его положили в просторный багажник. Друг не убирал пистолет до тех пор, пока машины не отъехали на приличное расстояние.

- Вот и сказке конец, а кто слушал молодец.

Вскоре мы уже прощались с Алёшей. Тёплая кровь рассвета всё ещё текла по нашим венам и смешивалась при рукопожатиях. Весело играла помолодевшая речка, как будто выстрел пробудил её к жизни. Когда Сырок, подобрав гильзу, и уже хотел было преспокойно плюхнуться в подогнанный фургон, Алёша неожиданно попросил:

- А можно мне с вами. Ну... в город?

Синие глаза бесхитростны, а я впервые вижу, чтобы голос Сырка был тронут теплотой:

- Нельзя талантливому человеку в город. Там ему будет очень холодно, и он станет пить, чтобы согреться.

- Но ведь они придут ко мне. Прибьют или дом подпалят. Они такого не простят. Да и где мне теперь работать?

Из-за его благородной наивности моя былая ревность к нему тут же испаряется, и я пытаюсь поддержать друга детства:

- А может и правда? Он может у меня жить или, - говорю я менее уверенно, - у тебя. Как раз он парень сельский, а у тебя, считай, почти что деревенский дом.

Сырок прерывает тираду взмахом руки. Я и забыл, что он ненавидит, когда кто-нибудь распинается про его жизнь.

- Как будто мы собрались жить долго и счастливо, - тихо говорит он и вместо пустых слов, ловко вытаскивает у меня из-за ремня револьвер и протягивает его Лёхе, - держи. Если придут - стреляй. Только не в речку, а в них. Метров с четырёх-пяти бей, иначе не попадёшь. Хотя... - и тут он смотрит на меня, - это хороший... необычный пистолет, но лучше стрелять наверняка. В потайном месте его храни. И чтобы не случилось - не лезь ему в нутро. Просто стреляй, хорошо?

- Да чего-то ты, неудобно...

Сырок улыбается:

- Дают - бери, бьют - беги.

Но ведь это мы сейчас убежим, а Алёша останется и будет бит. А пока он глуповато принимает ворох купюр, которые совершенно не идут к его светлым кудрям. Он похож на того самого Иванушку-Дурачка, нашедшего клад и не знающего, что с ним делать.

- И как-то... ребят, спасибо. Как-то всё неожиданно случилось. Я даже думаю, что до сих пор сплю. Я же всегда мечтал тех гадов наказать за всё, что они делают. Они ведь как будто феодалы... как будто крепостное право вернули. А мы не люди, а их скот, который им служить должен. И... и....

Сырок покровительственно говорит:

- Помни, Алёша, с четырёх-пяти метров.

На сей раз мы без опаски перемахнули мостик, и поднятая от колёс пыль взвилась мошкарой, отчего закат потемнел, как будто на землю наслали казни египетские. Алёша, глупо сжимая пистолет, молча смотрел нам в след. Ветер ласково ставил запятые его волос в свою нотную грамоту.