Чернозём

Всё больше в утробу Земли ложились не здоровые и сильные люди, павшие в боях, а абортированные младенцы и дряхлые старики. Самоубийцы, наркоманы, алкоголики день за днём маршировали в объятия к плачущей Земле. Скорченные, усталые, дряблые, не умеющие и не хотящие умирать люди. Внутри неё уже почти не было места, так много мертвецов ей пришлось принять, и даже постоянно дымящие трубы крематориев не облегчали ей задачу, а лишь забивали глотку грязным вонючим дымком.

В людях скопилось слишком много заразы. Земля не могла усвоить фарфоровые зубы, силикон, пластиковые конечности. Казалось, что она питается модным фаст-фудом. Человек химизировался настолько, что мог не бояться гниения. В желудке Земли, как в барабане стиральной машины, вращалось целлофановое покрывало, которое она никак не могла выстирать. И даже когда распалось огромное государство, связывающее одну шестую часть суши, Земля не проявила к этому большого интереса. Она как никто другой знала, что люди устали и не будут воевать за его сохранение. Не будет защищать его и она, слишком уставшая и разочаровавшаяся во всём старуха.

Зато люди присосались к ней шлангами и, сладко чмокая, пили вкусную кровь. В ней были их предки, и Земля с ужасом увидела, что её любимые дети стали каннибалами. На обломках красной империи выросло не менее страшное государство-людоед. Оно питалось собственной историей, гоня её по трубам на все стороны света. Отчаяние овладевало Землёй, и она больше не верила, что хоть кто-нибудь может её по-прежнему крепко и искренне любить.

***

На моих заскорузлых руках перчатки, хотя я вовсе не собрался на бал. Я сижу во взятой напрокат машине, и она тоже не похожа на царскую карету. Это обычный пацанский таз, в котором моются в бане. Я вижу, как в лунном свете по капоту машины, словно в парилке хлещут тёмные берёзовые веники. Я не решаюсь опустить воротник и снять кепку, и продолжаю одурело следить за рестораном.

Он должен вот-вот появиться с кучей охранников, чтобы сесть в дорогую машину. Если что-то пойдёт не так, то сядем мы, и вовсе не в автомобиль.

Наконец, швейцар услужливо распахнул стеклянные двери и как засвеченная фотография вспыхнули мощные фигуры охранников. Их двое. Столько же сидит в машине сопровождения. Тот, кого они охраняют, совсем не похож на них.

У Исаака Гольдберга голова подстрижена, как английский газон. Он напоминает карлика Альбериха - невысок, сгорблен, словно трясётся над невидимым златом, а вздёрнутые скулы напоминают рыбьи плавники. Тогда как его охранники, будто в насмешку, настоящие скандинавские асы.

Навстречу им неожиданно вышел человек, скрывающий лицо за воротником и чёрными очками. В его мощной фигуре я сразу узнал Сырка. Охранники прикрыли смеющегося банкира так, чтобы он оказался за их могучими спинами.

Фигура миролюбиво вытащила руки из карманов куртки, показывая, что в них ничего нет. Телохранителей это не успокоило, и один амбал, чувствуя неладное, даже положил руку на кобуру.

Поэтому когда позади них раздалась серия выстрелов, то мужчины инстинктивно рухнули на асфальт, прикрывая телами ничего ещё не понявшего банкира. Какие-то тёмные фигуры, вылетевшие на парковку с другой стороны, бешено палили в воздух. Они подскочили к машине сопровождения, и я с внутренним содроганием увидел, как несколько дымных вспышек озарили её салон.

Отступать уже некуда.