Черные крылья

Темная комната – не просто с закрытыми окнами, но полностью лишенная света, стылая и страшная. Он всю жизнь исследовал свет, ощущал, как свет льется в тело, превращал его в огонь и иллюзии, в энергию и радость. Сколько времени он сидит здесь? Годы? Здесь нет времени. Он не ест приносимую пищу. Его могут отравить. А он не должен поддаваться, он уже так близок к ответу. Они это знают и потому схватили его.

Открывается дверная решетка. Но пришедший не принес того, в чем узник отчаянно нуждался.

– Спиннер Малдон? – выговорил женский голос.

Знакомый голос. Это княгиня Эроно. Узник служил под ее началом. Он хотел ответить, но не пил уже несколько дней. Язык распух и не хотел слушаться.

– Я хочу помочь тебе, – говорит Эроно. – Мы можем уйти отсюда, но лишь прямо сейчас. Я могу избавить тебя от предателей, желающих пресечь твою работу. Ты пойдешь со мной?

Он кое-как хрипло выдавливает согласие. Она зажигает фос-лампу. Свет неярок, но глазам узника больно. Это не дневной свет, но сияние Риоки, заключенное в кристалл. За решеткой – худое лицо Эроно. Ее глаз выпучен, подрагивает. Она улыбается.

Я в памяти Глека, копаюсь в его прошлом, как он – в моем. Но я не мог управлять поиском, меня тянуло и швыряло потоками чужого разума. Я упал в другое воспоминание.

Он стоит перед одноклассниками, сконфуженный, не способный уловить намек. Ему безразлична поэзия – а одноклассники презрительно глядят на него, издеваются над его неспособностью понять. Игра со словами – забава богатых детишек. К чему мучить слова, загоняя их в сладкозвучные фразы? Математика, науки – другое дело. Ребята передразнивают его, потешно подражают акценту. На это не следует обижаться, но он обижается. Он глядит в окно, пытается не обращать внимания на остальных. Он их ненавидит. За далеким лесом медленно восходит пара лун. Вдруг он видит голубой свет Клады по-другому. Она льет в мир лазурное сияние. Кажется, можно протянуть руку и взять его.

Спотыкаясь и падая, я брел по его памяти. Я провалился в дюжину сцен из жизни – в детство, юность. В одной сцене я увидел себя – молодого, но с невероятно зверским выражением на лице. Я и не представлял, что способен на такое. Я видел шлюху, которую Глек тащил в кровать, видел, как он пинает нищего. Я видел, как он задержался у лавки с зеленью, потому что ему понравилась жена зеленщика. А вот он поздней ночью лихорадочно продирается сквозь математический трактат.

Я безнадежно терялся в чужой жизни и мечтах. Сквозь каждое воспоминание слышался далекий лязг драконьих челюстей, скрежет извивчатых кольчатых тел. Тень укреплялась, детей медленно оттесняло назад.