Черные розы

Мейсон подходит ко мне, берет мой латте с покрытой плиткой стойки и помещает его в мусорную корзину. Потом достает из кармана и бросает на стойку несколько купюр – евро.

– Сделайте ей другой, – приказывает он. – Точно такой же, – кивает он на мусорную корзину. – Сдачу оставьте себе. Comprende?[26]

Заметив деноминацию купюры на стойке, бариста расширяет глаза от удивления. Он явно сбит с толку происходящим, но все равно прикарманивает деньги, и кажется, достаточно хорошо знает английский, чтобы выполнить приказ Мейсона.

– Sí. Как скажешь, amigo, – радостно произносит он.

Мы с Мейсоном молча стоим рядом и наблюдаем за приготовлением моего нового напитка. Мейсон молчит. Он не пытается заставить меня на себя посмотреть. Он ничего не делает, просто следит за каждым движением баристы – начиная с того, как он пишет мое имя на стаканчике, заканчивая тем, как он смешивает кофе с идеальным количеством молока и снова ставит напиток передо мной.

Мейсон кивком благодарит его. У меня складывается впечатление, что он не очень силен в испанском.

Я беру стаканчик, но не могу посмотреть ему в глаза. Я боюсь, что если я это сделаю, то вспомню его в одном из своих снов. Такое иногда происходит. Когда я вижу улыбку, которая могла принадлежать одному из них, или смутно знакомый голос, или пьяные вскрики веселящихся мужчин.

Если я вспомню его там – вспомню, как он делал все это со мной, – думаю, я этого просто не переживу. Только не после того, что у нас было. И зная, что он может быть…

– Пайпер, милая. – Мейсон неуверенно берет меня за локоть. – Пожалуйста, давай сядем, и я все тебе объясню.

Во мне включаются все защитные механизмы, я выдираю руку из его нежного захвата и пихаю его под ребра.

– Никогда больше не называй меня так, черт побери! – И ухожу прочь, умоляя свои ноги не подкашиваться подо мной.

Глава 26. Мейсон

– Подожди! – Я пытаюсь не обращать внимания на то, как все у меня внутри сжалось, и выбегаю за ней из кафе. – Ты не считаешь, что должна меня хотя бы выслушать? – произношу я ей в спину. – В конце концов, я проделал весь этот путь.

Пайпер останавливается и поворачивается ко мне; вместо слез ее глаза наполнены противоречивыми чувствами. Я пытаюсь прочесть их, ведь у меня так хорошо это получалось раньше. Что это в ее невероятных зеленых глазах – злость? Сожаление? Колебания?

Я хватаюсь за последнее, несмотря на ее жалящие слова.

– Я уже говорила тебе, что никому ничего не должна. Никогда.

Пайпер права. Она ничего мне не должна. Особенно учитывая то, что я, по ее мнению, сделал. Черт, ей следовало бы плеснуть мне в лицо своим обжигающим кофе, а не давать мне второй шанс.

– Верно, – соглашаюсь я, подыскивая слова, которые смогут убедить ее остаться и выслушать меня. – Тогда, может, сделаешь это просто по доброте душевной?

Я указываю на столик перед кафе. Он стоит в углу дворика, не на проходе, но все же на виду у множества других посетителей. Я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Это всегда останется для меня самым важным – вне зависимости от того, будем ли мы вместе или нет.

– Пожалуйста. Давай сядем. Тебе не нужно ничего говорить. Просто удели мне столько времени, сколько тебе понадобится, чтобы выпить свой кофе.

Пайпер осматривает другие столики, отмечая, что в кафе в середине утра уже кипит жизнь. Она вздыхает, и сердце подпрыгивает у меня в груди. Она позволит мне все объяснить!

Пайпер подходит к столику, берет один из двух стульев и ставит его как можно дальше от второго. Потом садится и снимает крышку со своего горячего латте.

– Я бы сказала, что у тебя примерно десять минут. Поторопись, потому что, когда я допью кофе, я уйду.

Я объясняю ей все в тошнотворных подробностях – точно так же, как объяснял ее родителям. И когда я смотрю на часы, чтобы узнать, сколько времени прошло, я обнаруживаю, что проговорил больше двадцати минут. А ее кофе все еще стоит на столе. Нетронутый.

В моих словах появляется проблеск надежды.