Чёрные цветы

Хотя, конечно, это не просто хождение во сне. Я последнее время только тем и занималась, что откладывала в долгий ящик то одно, то другое – потому что не желала об этом думать. И первым номером в списке стояла удушающая, нараставшая неправильность этого места – несмотря на его ослепительную красоту. И ещё тот факт, что я как-то изменилась внутри. Изменилась так, что растения цветут на моей крови. И каждую ночь я отправляюсь гулять.

Ругаясь вполголоса, я встряхнула конечностями, стараясь расслабиться. Затем встала посреди комнаты и, даже не заботясь о коврике, провела по пять подходов к сурья намаскар А, а потом Б. В темноте оказалось труднее держать равновесие, но я так усердно сосредоточилась на своей задаче, что под конец всё же сумела справиться с сердцебиением.

Мой телефон не подавал признаков жизни, хотя так и оставался воткнутым во вроде бы исправную розетку. Подавляя очередной приступ кашля, я посмотрела на часы. 12.17. Я опоздала на встречу с Шоном. Мне вообще не следовало с ним встречаться, и уж тем более нырять во всякие подземные пещеры, где нас никто не найдёт. И всё же я не в силах была устоять перед соблазном сенота. Перед его чудесной сияющей водой, умиротворяющей одним своим неизменным пульсом, который так хорошо избавляет от боли и страха.

А кроме того, я обещала Вайолет вернуть браслет и не могла нарушить данное слово.

От лёгкого стука в заднюю дверь я подскочила, запустив новый приступ кашля. Если это Леонора всё-таки пришла меня душить, я сильно облегчила ей задачу. Вот только Леонора не стала бы утруждать себя стуком в дверь. Я подобралась поближе, вытирая рот, и осторожно выглянула наружу.

Там в лунном свете вырисовывался силуэт Шона – высокий и стройный. При виде его прекрасного лица, полного надежды и доверия, я почувствовала, что сердце моё пробито насквозь. Пройдёт меньше двух недель – и я больше никогда его не увижу. Может, мы и раньше уедем – если события на острове совсем пойдут вразнос. Я открыла дверь, и в комнату ворвался солёный воздух с моря.

– Прости, я опоздала, – затараторила я. – Подожди секунду, надену купальник.

– Конечно, не спеши. – И он отвернулся к океану, пока я метнулась в туалет, натянула свой чёрный закрытый купальник и шорты и схватила полотенце.

– А я уже решил, что у тебя вообще нет купальника, – сказал он.

– Ты, что ли, не знал, что на соревнования по фридайвингу принято являться в пижамах? – Я даже попробовала рассмеяться, хотя чувствовала, как темнота поглощает меня, а цветочный аромат в воздухе разбудил память об удушающих плетях, покрытых цветами. В глубине леса арфа заиграла зловещий, унылый вальс.

– Ты слышишь? – прошептала я.

– Что? – Шон прислушался.

– Музыку.

– Какую музыку? – удивился он. – Адди, что с тобой? Ты в порядке?

– Вообще-то не совсем. – Притворяться не имело смысла. – Сегодня случилось столько странного, и я…

«…напугана, в панике, в ужасе».

– …не успела прийти в себя.

– И что это было? – Он вдруг оказался так близко, что его руки касались моих, и мне отчаянно захотелось взять его за руку, но я боялась, что мои пальцы покажутся ему холодным и безвольными, как глина. Мы направились к лестнице, и всё во мне воспротивилось тому, чтобы идти через этот тихий настороженный лес, но и не идти я не могла.

– Помнишь, как я закашлялась, и там, куда попали брызги моей крови, выросли цветы? – спросила я.

– Конечно.

В кустах мелькнул один голубой огонёк, ему в ответ мигнул другой – в кроне над головой.

– Днём мы с Билли ходили в дом Уэллсов, – сказала я. – И произошло то же самое, только на этот раз они окружили меня, и росли, и росли, пока мне не показалось, что они готовы меня удавить, или сожрать, или ещё что-то…

– Остров любит тебя, Адди, – его ответ прозвучал на удивление беспечно.

«Ааа-ди-ди-ди!» – заливалась птица где-то в глубине леса.

– Послушай, я ведь серьёзно. Это было реально страшно.

– Прости, – сказал он. – Не думай, что я не принимаю тебя всерьёз. Просто я прожил здесь какое-то время и не считаю, что тебе действительно что-то грозит. Это остров иногда выбирает не совсем понятные нам способы выразить свою любовь.

Меня пробрала такая дрожь, как будто за шиворот попала горсть муравьёв. Шон постоянно говорил что-то такое – вещи, не имевшие смысла и в то же время внушавшие ощущение, что смысл в них всё-таки есть.

– С тобой такое уже случалось? – спросила я.

– Что-то подобное… – Он умолк. – А как ты вообще попала в дом Уэллсов?

– Просто гуляла.

– Ты там ничего не нашла? – Шон отвёл в сторону ветку, и цветы на ней, серые в сумрачном свете, потянулись ко мне. Арфа умолкла, а потом снова заиграла свой унылый вальс.

– Мы нашли слова, вырезанные на раме арфы Леоноры, – сказала я. – Там написано: «И. Пусть эта музыка принесёт мне твою любовь».

– Ах, какая мелодрама! – фыркнул он.

Будучи призраком, Леонора была склонна к мелодраме. Судя по всему, началось это ещё при жизни.

– А ещё я нашла ножик в трещине в стене, – сказала я. – С рукояткой из слоновой кости, точно такой же, что держит в руке статуя Леоноры.