– Да, оно исчезло, – повторил мистер Уоррел. – Эти громилы орудуют в Сити уже почти год: обворовывают банки, ювелирные магазины, богатые частные дома. Сейфы для них не преграда. К сожалению, и мы с вами пострадали от негодяев. Но не в моих интересах, чтобы маклеры-конкуренты узнали о том, что для обеспечения долга я принял в залог драгоценность. Вам же, я полагаю, нежелательно, чтобы высшему обществу стало известно о вашем стесненном материальном положении. Разумеется, меня не затруднит дать полиции подробнейшее описание украденной вещи и добиться от страховщиков возмещения ее стоимости, но, как видите, я ищу взаимовыгодный путь.
Добросовестный маклер умолчал о том, что обращаться в страховое общество было совершенно напрасно: оно никоим образом не распространяло действие своих страховок на случаи хищения драгоценностей, коим не место в маклерской конторе.
– Я готов принять ущерб на себя, – сделал Уоррел ход конем, – то есть в известных пределах пойти вам навстречу и возместить понесенный вами убыток из собственного кармана. Но если по какой-либо причине мое предложение окажется для вас неприемлемым, мне придется сообщить о хищении колье репортерам… В мельчайших подробностях, – внушительно добавил он. – Материал попадет в газеты, подключится полиция и так далее. Что вы думаете по данному поводу?
Миссис Каткарт вздрогнула от испуга. В первый раз за многие годы она выглядела такой растерянной и беспомощной, что вызывала жалость. Колье стоило дорого, и вдобавок к этому примешивались кое-какие неудобства.
Мистер Уоррел, объяснив ее замешательство по-своему, сказал:
– Если это колье так ценно для вашей семьи, может, ваш зять компенсирует утрату? Он ведь наследник миллионера.
Миссис Каткарт скривилась, как от зубной боли, иронично усмехнулась и язвительно произнесла:
– Мой зять? Боже мой!
Уоррел был знаком со Стэндертоном и относил его к разряду тех избранников судьбы, чье материальное благополучие не вызывает никаких сомнений. Поэтому насмешка миссис Каткарт при упоминании о зяте потрясла его настолько сильно, насколько может поразить дельца известие о том, что какая-нибудь акция или закладная, которую он считал очень надежной, неожиданно оказалась дутой. Он даже на минуту забыл об истинной цели своего визита и собирался потребовать объяснений, но внезапно передумал.
– Вы впутали меня в крайне неприятную интригу, – ледяным тоном отчеканила миссис Каткарт.
Он понял, что, пока она не устроила истерику, лучше уйти, и взял свой цилиндр.
– Мне, право, очень жаль, – попятился он к дверям. – Случившееся – удар не только для вас, но и для меня, для моей деловой репутации. Надеюсь, вы мне посочувствуете.
– У меня куда больше оснований посочувствовать самой себе, – парировала она.
После ухода маклера она села в кресло и погрузилась в невеселые думы. Что предпринять? Она изначально скрыла от Уоррела, что колье принадлежит не ей, а Эдит: покойный отец завещал дочери то немногое, что удалось спасти от банкротства.
Обычно, если овдовевшая мать и ее единственная дочь живут вместе, их имущество продолжает оставаться общим, и только в семьях с большим количеством наследников быстро прибегают к разделу. Хотя Эдит знала, что колье – ее собственность, она никогда не возражала против того, чтобы мать надевала его и хранила у себя в сейфе. Миссис Каткарт и в голову не приходило присваивать драгоценность – она рассчитывала отдать ее дочери, когда та выйдет замуж. И вот теперь сокровище пропало. Какая неприятность! Как объяснить Эдит эту кражу? Как признаться в том, что колье было заложено маклеру?
Положение усугублялось тем, что муж Эдит оказался бедняком; это означало, что дочь в самом скором времени потребует возвратить колье, которое пригодится ей, когда наступит черный день, а он, как полагала миссис Каткарт, уже не за горами.
Терзаемая этими мыслями, она направилась к себе в спальню, чтобы прилечь: голова раскалывалась от боли. Горничная, молодая, жизнерадостная девушка, подала госпоже на подносе только что доставленную почту. Одно из писем было от Эдит. Миссис Каткарт немедленно вскрыла конверт и прочла следующее:
Письмо выпало из рук леди, и она со слезами уткнулась в подушку.