Носильщик бросил под лавку цигарку и последовал за студентом. Клим выглянул на перрон. Фокусник был уже там. Он стоял у края платформы и смотрел вниз.
— Вон он. Видишь? В котелке и с тростью, курит на перроне, — указал Ардашев.
— Так в том месте, где он стоит, она и попала под поезд. Видать, вспоминает гад.
— Пора, давай!
Мужик кивнул и пошёл. Клим достал «бульдог». Проверил барабан. В нём осталось всего два патрона. Поставив зарядную камору в нужное положение, он сунул оружие за пояс и стал наблюдать.
Носильщик дошёл до штукмейстера и, став напротив, принялся внимательно его рассматривать, точно манекена в витрине магазина.
— Что тебе, любезный? — осведомился Тарасян.
— А ничаго.
— Так иди себе с миром. Чего вылупился?
— А может, я на душегуба посмотреть хочу? — наливаясь краснотой, выговорил артельщик, сжимая кулаки.
— Ты что ли пьяный?
— Тверёзый я.
— Так пошёл вон, дурак!
— Это я-то дурак? Ах ты, паскудник! На! Получай! — прокричал мужик и с размаху так влепил наотмашь кулаком фокуснику по лицу, что тот упал навзничь. Но этого носильщику показалось мало. Он приподнял штукмейстера левой рукой за лацкан пиджака и двинул ещё раз.
Клим бросился к Тарасяну, но тот отключился. Вокруг стала собираться толпа.
— Что ты наделал? — спросил Ардашев артельщика.
— Вы же, вашество, сами сказали — иди и опознавай. Вот я и познал. Он самый и есть тот душегуб. Хочь немного душу отвёл. По мордам самому сатане съездил. А таперича и к жандарму можно, и на каторгу. Я был там уже. Мне не страшно.
— Да живой он, очухивается помаленьку, — проронил кто-то.
Прибежавший на шум жандарм-ефрейтор уже разрезал толпу, точно ледокол.
Ардашев сидел в кабинете Валенкампа и пил чай. Судебный следователь, изрядно уставший, с красными от недосыпания глазами, дописывал в протоколе последние слова. Закончив, он положил перо, сделал глоток давно остывшего чая и с улыбкой изрёк:
— Не можете вы без меня, Клим Пантелеевич, никак не можете. Два часа не прошло, и вы опять ко мне пожаловали. Благодарю вас. Но как такого гуся выловить вам удалось? Им теперь жандармы будут заниматься. Мотив убийства Софии Миловзоровой — сокрытие преступления, направленного против государства. Завтра передам дело. Политическими мы не занимаемся. Он, оказывается, у них давно по карточкам проходил. И фамилия у него другая, а паспорт фальшивый. Родом он из Турции, из города Зейтун. Потом в Эриванскую губернию перебрался. С бродячими артистами ходил. К социалистам примкнул. В цирке выступал. Какой-то антрепренёр обратил на него внимание и попробовал организовать ему гастроли. Получилось. Он жандармам ни разу не попадался. Умный, говорят, и опасный. Прокламации возил из города в город для ячеек социалистов. А теперь вот по уголовщине на каторгу пойдёт. Скажите, как вам удалось разоблачить Тарасяна?
— София перед самой гибелью сказала мне, что один из заговорщиков всё время употреблял по-армянски восклицание «вот те на!». Но я-то армянского не знаю. А когда Тарасов прочитал в газете о кораблекрушении парохода «Византия», он воскликнул «ай кез бан!». После того как портье сказал мне, что он армянин, я узнал у Бабука, что «ай кез бан!» и «вот те на!» — одно и то же. Мне тут же вспомнились слова фокусника о том, что дамы восхитительны особенно летом, когда носят соломенные шляпки с букетиками искусственных маргариток. А у Софии, как вы помните, шляпка была именно такая. Вот тут всё и встало на свои места.
— Другой бы и не заметил случайно оброненного восклицания, а вы обратили внимание. Что ж, подпишите протокол, и вы свободны.
Клим поставил подпись и поднялся:
— Спасибо за чай и за понимание. Если бы на вашем месте оказался другой судебный следователь, то, вполне возможно, я бы уже сидел в Тюремном замке.
— Но потом бы вас всё равно выпустили, разобравшись, — улыбнулся чиновник и добавил: — Надеюсь, теперь вы всех злодеев изловили? Домой поедите?
— Хочу напоследок навестить могилу того самого Налбандяна в монастыре Сурб-Хач, а потом — в Ставрополь.
— Счастливой дороги, Клим Пантелеевич!
— Благодарю вас, Александр Иванович. Честь имею кланяться!
Глава 20
«Чёрный Арагац»
Не успел Клим выйти на улицу, как, выпрыгнув из коляски, к нему навстречу устремился Бабук. Обняв Ардашева, он затараторил:
— В отель я пириехал — тебя нет. Где искать — не знаю. Горевать начал. Портье меня пожалел, сказал, что ты на вокзал поехал. Я туда. А там жандарм знакомый рассказал всё про тебя и про фокусника и что ты снова у Валенкампа… Клим-джан, куда теперь?
— Я хочу посмотреть на могилу Налбандяна. Покажешь?
— Поехали. Только ты мне расскажи, как ты узнал, что убийца той дамочка в соломенной шляпка — это фокусник, ладно?
— Разумеется.
Клим закончил повествование, когда экипаж въехал в открытые ворота монастыря Сурб-Хач. За ними плелась другая коляска с неприметным господином в чёрном костюме и котелке. Прихожан было много. Готовились отпевать архимандрита. Заупокойная служба была назначена на завтра.