Черный Арагац

Сонный портье кивнул Ардашеву. Взгляд Клима упал на стенной шкафчик с ключами постояльцев. Оказалось, что сорок четвёртый номер пуст, так как ключ от него болтался на крючке. «Странно, — подумал он, — где можно находиться в такое раннее время?»

— Простите, а Тарасов разве не в отеле? — осведомился студент.

— Тарасов? — наморщил лоб портье. — У нас нет такого гостя.

— Ну как же? Михаил Романович Тарасов из сорок четвёртого нумера.

— Фокусник?

— Да.

— Он съехал всего десять минут назад, как раз перед тем, как вы появились. Только никакой он не Тарасов и уж подавно не Михаил Романович. Это он, насколько я понимаю, только на афишах велит так писать, чтобы лучше билеты раскупались. По паспорту он Микаэл Романи Тарасян.

— Это точно?

— Абсолютно.

— А как же он уехал, если у него ещё выступления?

— Сказал, что отменил. У него друг погиб на «Византии»… Этот тот пароход, что шёл из Константинополя в Таганрог. И после этого он не может актёрствовать. Сильно переживает.

— Сделайте одолжение, протелефонируйте на нумер 555 в Нахичевань, — попросил Ардашев, закуривая от волнения папиросу.

Выполнив просьбу, портье протянул трубку:

— Прошу вас.

Клим благодарно кивнул и сказал:

— Доброе утро!.. Нельзя ли пригласить Бабука? Это Клим Ардашев, из Ставрополя.

— Барев дзез… здравствуйте! Я отец Бабука, Тигран Вартанович. Мы с вами, к сожалению, не знакомы. Мы наслышаны о вашем вчерашнем подвиге. Спасибо, что нашли убийцу отца Адама. Морс арев… матерью клянусь, он и месяца в Тюремном замке не проживёт… Двери любого армянского дома в Нахичевани для вас всегда открыты. Сейчас позову сына.

Через некоторое время в трубке раздался сонный и недовольный голос толстяка:

— Клим-джан, так рано почему говорить хочешь? Что случилось?

— Бабук, помнишь, ты вчера на армянском языке дважды воскликнул: ай кез бан! Что это значит?

— Ты позвонил в мой дом в пять часов утра, чтобы армянский грамматика учить, да? Ты мой папа разбудил, брат и сестра разбудил, дедушка тоже разбудил. Зачем это сделал?

— Поверь, для меня это очень важно.

— Вот те на!

— Ответь на вопрос! Я, что ли, непонятно выразился? — повысил голос Ардашев. — Что такое на армянском языке «ай кез бан»?

— Зачем кричишь на меня, Клим-джан? Я тебе уже сказал: «ай кез бан»» по-армянски, как по-русски говорят «вот те на!». Это одинаково: «ай кез бан» и «вот те на!». Ты понял?

— Шноракулутюн, ахпер-джан![96] — изрёк Клим и повесил трубку.

— А вы бы у меня спросили «про айкез бан!», и я бы вам перевёл, — улыбнулся портье. — Немного знаю армянский.

— А куда Тарасян поехал? На вокзал?

Служащий гостиницы посмотрел на висящие на стене часы и пояснил:

— У него поезд на Владикавказ отходит через сорок минут.

— Благодарю, — сказал Ардашев и, вернув ключ, поспешил на выход.

Портье проводил постояльца внимательным взглядом, после этого поднял телефонную трубку и, дождавшись, когда его соединят с нужным номером, сообщил:

— Господин ротмистр, он на вокзал отправился. Впал в ажитацию, узнав, что Тарасян неожиданно съехал… Кто такой Тарасян? Фокусник. На афишах для привлечения публики его фамилию пишут на русский манер — Тарасов. Он прервал свои выступления в театре Асмолова, узнав, что его друг погиб на «Византии», и взял билет до Владикавказа, хотя говорил мне, что гастроли продолжит в Таганроге, а потом и по всему Черноморскому побережью. Неделю назад он у нас поселился.

Глава 19 Возмездие

I

Прибыв на вокзал, Клим первым делом начал высматривать Тарасяна и — о, чудо! — узрел его в ресторане за столиком. Судя по всему, престидижитатор уже собирался расплатиться. Следующей задачей Клима, в соответствии с родившимся в его голове планом, был поиск того самого носильщика крестьянского вида, который его опознавал. И опять повезло! Мужик с бородой-лопатой и усами сидел на лавочке за углом здания и курил самокрутку.

— Здравствуй, голубчик, — обратился к нему Клим. — Ты узнаёшь меня? В полиции на опознании встречались. Помнишь?

Артельщик испуганно стрельнул глазами и вымолвил:

— Помню, как не помнить. У меня на лица память славная. Вы на меня, вашество, зла не держите. Оченно жалко мне ту дамочку было, в соломенной шляпке, что под поездом смерть нашла. Я того гада век не буду помнить. Задушил бы, несмотря на то что он и барин. И рука бы не дрогнула. Кровушка её до сих пор на бетонных стенках платформы видна. Никак не отмывается. Камень воду не пускает.

— Тот самый гад сейчас выйдет на перрон. Опознаешь?

— Так идём, вашество, — рьяно подскочив, сказал носильщик. — Чего же рассиживаться?

— Если это он, то ты виду не подавай, проходи мимо. Потом незаметно махни мне рукой и тотчас же — слышишь, немедленно! — лети к дежурному жандарму. Скажешь ему, что убийца той дамочки сейчас на перроне. Ты узнал его. Ну и приведёшь офицера к нему. Понял?

— Я-то уразумел, — сплюнув табак, сказал мужик. — Только вот сомнение у меня имеется.

— Какое?

— А вдруг он сбегёт, пока я туды-сюды шастать буду?

— Никуда он не денется. Если надо, я его задержу.

— Тады идёмте, вашество.