— Пусть Орден больше не страшит вас, — девушка вскидывает голову, откидывая волосы назад. — Мое имя погибло вместе со слабой человеческой девочкой. Она была никчемна, боялась смерти, боли и многого другого, подобно всем людям, — лишь сейчас Амиан с удивлением отмечает её ровную правильную речь без тени акцента, совсем не свойственную тем ее соплеменникам, которых ему доводилось встречать. — Но боги подарили мне силы, равных которым нет ни у одного смертного. Как и каждому из стоящих здесь. Каждый из нас избран богами не для того, чтобы гнить вдали от цивилизации в вонючих резервациях или вечно скрываться от псов Ордена, прячась по углам, будто крысы. Не мы должны бояться каждого шороха и каждой тени, страх и подчинение сильному должны стать уделом людей...
— Красиво болтаешь, — перебивает, осмелев, все тот же северянин, — да только и до тебя уж дважды пытались, а мне стрелу в сердце уж больно не охота — видал я, как от них помирают.
— Малькольм завоевал Материк всего за несколько лет лишь потому, что подчинил себе всемогущего дракона. Обычная победа куется долго, стараниями многих и их жертвами. Она требует тщательной подготовки, единства и искренней веры в ее цель. Наша цель — свергнуть с трона этого мира слабых, покончить с их властью, принесшей каждому из вас лишь боль и страдания. Опыт двух первых Бунтов показал, как нам следует действовать, а как нет, и оттого третий станет последним. Мы соберем армию, которая не снилась даже Орлу, мы уничтожим каждую поганую черную стрелу на Материке, низложим императора и весь его род, под чьим гнетом мы страдали все эти годы, и мы займем место, которое нам подобает! — она замолкает, будто только заметив, как громко звучит ее собственный голос, и продолжает чуть более спокойно: — Прежде, чем нанести последний удар, мы освободим каждого абаддона, плененного Орденом, как освободили вас. А теперь ответьте: готовы вы присоединиться к нам в войне за свою свободу или жестокие смертные ублюдки, унижавшие и пленившие вас, дороже собственных собратьев?
В звенящей тишине, оставленной ее замолкнувшим голосом, с каменного потолка срываются капли воды и с частым стуком ударяются о поверхность крохотной лужицы. В дальнем углу, где сейчас стоят остальные бунтовщики, слышится беспокойный шорох, а следом и мягкий девичий голос:
— Нам все же следовало назвать себя прежде, так ведь?
Миниатюрная по сравнению с первой девушкой теллонка осторожно шагает вперед. Движения ее неловкие и будто боязненные, словно она опасается подскользнуться, но, увидев ее чуть ближе, Амиан едва не бьет себя по лбу за глупость. По-эльфийски красивая девушка смотрит сквозь него и всех остальных прозрачно-голубыми слепыми глазами.
— Мы не используем своих прежних имен, — поясняет она так дружелюбно, будто и не состоит в шайке, готовящейся к завоеванию мира. — Меня зовут Видящей.
— А с чувством юмора у них неплохо... — неодобрительно бурчит северянин.
— Вы должны понять, что мы не самоуверенные выскочки и не палачи, мы знаем, что делаем, — меж тем продолжает слепая. — Моя сила позволяет мне видеть и чувствовать других абаддонов. Мы отыщем наших собратьев по всему миру и совершим задуманное. Представьте, нам даже не придется убивать — люди сами склонятся перед нами, когда увидят нашу силу. И тогда мы создадим мир, где больше не будет войн и рабства — люди станут равны под властью абаддонов, и больше ни один завоеватель не сможет отобрать ребенка у матери, потому что ей не хватает денег выкупить его из рабства!
Ее лицо чуть вздрагивает, и она осекается. Угадать ее истинный возраст было невозможно, но после этих слов Амиан готов был поклясться, что она должна была ребенком застать завоевание Феррана империей больше тридцати лет назад. Часть жителей захваченного города тогда угнали в рабство сразу, остальных же забирали постепенно, когда грабительские налоги на проживание в Делориане окончательно загоняли их в долговую яму. Из семей же первым делом, в счет оплаты долга, забирали детей — обучать будущих слуг, наемников и шлюх проще было с детства.
— Это утопия, — хрипло шепчет Мариан и ее голос отдается эхом. — Материку понадобится чудо, чтобы подобные замыслы осуществились.
— Верно, — полуостровитянка отвечает так же тихо и проводит ладонью по бритому виску. — Но разве то, на что мы способны, — не есть чудо?
Ее палец чуть дергается и стук капель обрывается.