Черный грифон

В этот момент Пётр нанёс палицей чудовищной силы апперкот в подбородок противника. Голова того оторвалась и, кувыркаясь, взлетела под самый купол, разбрасывая капли чёрной крови и куски раскрошенной челюсти.

Желание спать пропало. Силы тоже и Смирнов рухнул прямо на алтарь.

Впрочем, алтарём это уже не являлось. Пропала космическая чернота, камень начал сереть по краям, да и вокруг клинка образовалось светлое пятно.

Ноги нещадно кололо, будто отсидел. Причём, по ощущениям, сидел не меньше недели. Кое-как, опираясь руками, Платон пополз к краю. Ноги отказывались работать. Надо было как-то спускаться. Он схватился за меховую накидку, висевшую рядом на вешалке и тут же с грохотом свалился на утоптанный земляной пол.

Ничего себе, аккуратно слез, подумал Платон.

Накидка упала вместе с вешалкой, открыв спрятанную за ней клетку, в которой лежали связанные по рукам и ногам голые люди. Три мужчины и две женщины. Рты у них были заткнуты.

Смирнов оглянулся. В шатре уже было не протолкнуться от конажьих дружинников. Сейчас они стояли и смотрели на клетку, разинув рты. Ни Молчана, ни Петра внутри уже не было.

Снаружи стоял гомон, вовсю горели факелы, было полно народа. Все суетились, у шатра собралось много оружных. Прямо впереди стоял Владигор, а рядом с ним Подана. Она что-то рассказывала коназу, а тот увлечённо слушал. В шаге от них бок о бок тёрлись оба поединщика, Ришан с Игнатом. Левого глаза Половца не было видно вовсе, его скрывал раздувшийся лиловый синяк. У Феоктистова были разбиты губы, а на лбу краснела основательная овальная шишка. Несмотря на недавнюю драку, оба жались друг к дружке, с опаской поглядывая на коназа.

– Где Молчан? – в возбуждении спросил Платон, вовсе игнорируя присутствие Владигора.

– Иди уже домой. Всё с ним хорошо. У волхвов он, – ответил коназ, ничуть не обидевшись.

Неизвестно откуда появилась Беляна. Она схватила Смирнова за локоть и поволокла домой почти силой. Сразу же Платон почувствовал ужасную усталость. Отошло волнение, державшее организм в напряжении весь вечер, жутко захотелось спать. А ещё есть. И помыться. Но лучше всё-таки упасть хоть прямо здесь, и уснуть.

– Может, в шатёр, – устало спросил он любимую.

– Нет, Платоша. Домой. Сейчас Глаша поможет, доведём тебя. Ты обопрись на моё плечо. Мой герой…

Утром Платон так и не смог вспомнить, как они добрались домой. Проснулся он в постели, чистый и переодетый в свежее бельё. Только открыл глаза, как распахнулась дверь и в комнату ворвался Молчан, размахивая обеими абсолютно целыми руками.

– А, проснулся? Молодец. Собирайся. Один бой остался. Ты сегодня противу Петра стоишь.

Внизу все были в сборе. Подана как всегда невозмутимо прихлёбывала чай, Глаша суетилась. Беляна смотрела влюблёнными и весёлыми глазами. Платон тяжело опустился на лавку и убитым голосом сказал:

– Подана, я оберег потерял. Не выстою сегодня без него.

Женщина почему-то широко улыбнулась и скомандовала.

– Глаша, а ну-ка сбегай к окрестному дубу, что поближе, да подбери-ка там самый крупный жёлудь.

– Ну вот зачем ты так? – обиделся Платон.

– А ты думал, где я его в прошлый раз взяла? – со смехом ответила спутница. – Сама и сделала. Ты в себя не верил, а в оберег от Макоши поверил сразу. Потому и сам внимательнее стал, увереннее.

– Так это что? – не понял Смирнов. – Он не настоящий был?

– Ты в себя поверил после того, как тебе жёлудь на шею повесили?

– Конечно!

– Вот это и надобно. Для того и делали.

– Так это не Макошь?

– Ты не понял, что ли? – включился из-за спины Молчан. – Ты поверил, что теперь можешь, потому и смог. Ты и сейчас знаешь, что можешь, раз раньше получалось. Тебе уже не нужен оберег.

Платон молча взял чашку и стал пить чай. Ему было немного обидно, что близкие люди его обманули. И вместе с тем радостно, что он сам, безо всяких оберегов, добился финала в таком важном для него деле. Смог. Он, а не жёлудь. От этой мысли губы его растягивались в улыбке. Но потом он вспомнил, что противостоит сегодня не абы-кто, а сам Пётр Створник, и становилось немного боязно.

Титановый щит, это вам не обвязанная травой деревяшка. А уж с какой силой и скоростью махал он своей палицей…

Может, панцирь надеть, подумал Платон по дороге на ристалище. Нет, только хуже будет. Если что, не смогу даже увернуться. Тут только скорость помочь сможет.

На площадку он вышел первым. Вынул меч из ножен и опустил кончик на дубовый шестигранник. Ноги тряслись, в руках силы не было.

Раздвигая толпу, как ледокол, напротив него вышел Пётр Створник. Как всегда, в облегающей широченные плечи кольчуге, на левой руке щит, размером с Платона, в правой матово поблёскивающая палица. Он встал почти на середине площадки, и вдруг поставил перед собой щит, снял металлический, Смирнов подозревал, что тоже титановый, шлем. Потом, наклонившись, аккуратно положил у ног палицу. Переступил через неё, сделав ещё шаг в сторону противника, с кряхтением сел по-японски на колени и склонил голову.