Черный грифон

– Да что там… – начал Демид, но чем дальше он говорил, тем большее воодушевление было на его лице.

– В общем, научился я уговаривать частички не спешить. Это мой учитель мне самым первым объяснил. Мы с ним ещё никакие заговоры не проходили, а тут он взял, да и рассказал. А мне же интересно. Ну, я и того. Взвар ему заморозил.

– Ну и что? Неужели за это выгнали?

– Ну, так, дядя, дело в том, когда его заморозить. Он же его как раз пил. Вот губы-то и примёрзли.

Мальчишка не выдержал и рассмеялся. Платон представил себе волхва с висящей на губах глиняной чашкой и подхватил. За его плечом чуть слышно хихикала Глаша.

– Я, дядя… ой, – Демид даже схватился за живот, не договорив. – Я, дядя, быстро их уговаривать научился. Два слова и всё, лёд. Вот он и не успел даже чару ото рта убрать.

– Ну да, – согласился Платон. – За такое и я бы выгнал. А что домой не идёшь?

– Некуда, – мальчишка мгновенно погрустнел. – Нет у меня дома, дядя.

Глаша неслышно отлипла от плеча Платона, нырнула в мешок и сделала горе-ученику ещё один бутерброд. Теперь тот ел гораздо спокойнее.

Как оказалось, родителей Демида не стало много лет назад. Община взяла его на содержание. А когда мальчику исполнилось тринадцать, собрали нужную сумму и отправили сироту к волхву, учиться врачеванию.

– И теперь мне в Дышлово ходу нет, – развёл руками Демид. – Ещё и деньги вернуть потребуют.

– Если хочешь, пойдём с нами, – предложил Платон.

– Да, а чего не пойти-то? Мне, дядя, всё одно, куда. Ни дома, ни родни. Перекати поле.

О том, что пригласить бывшего ученика волхва в компанию было не самой лучшей идеей, Смирнов стал догадываться уже на следующий день. Демид Иваныч оказался ленивым и некомпанейским. На просьбу помочь разбить лагерь или собрать дров, он обычно отвечал:

– Чего это я-то? Я что, напрашивался с вами? Сами вон потащили. И так все ноги сбил, за вашей парочкой поспешаючи. А теперь ещё и прислуживай вам, как раб какой.

Кстати, за столом он себя рабом вовсе не считал. Наоборот, ел так, будто сидит здесь один. Лопал, короче говоря, в два горла.

Глаша первый день жалела «несчастного сиротинушку», подкладывала ему вкусные кусочки, приговаривала, что, мол, нет у ребёнка родни, некому его пожалеть, поухаживать. Но потом, увидев, как наглеет раз от раза их внезапный попутчик, даже она перестала обращать на мальчишку внимание.

На третий день вышли к селу и удивились. Все дома стояли пустыми, нигде не лаяли собаки, не мычали коровы. Все двери оказались заколочены, окна закрыты ставнями. Стало ясно, что жители из села ушли. Причём, собрались основательно, забрали скарб, живность. Почему – непонятно.

Тут же и произошло то эпохальное событие, которое изменило отношение Демида к попутчикам. На него напал кабан.

Они выбежали прямо на сельскую улицу. Двое. Здоровенный клыкач, буро-коричневый, покрытый чёрными полосами, с огромными, почти в локоть, бивнями под пятаком. Хотя, какой там пятак? По размеру, так не меньше, чем полновесный рубль. Следом бежал мелкий подсвинок, ещё кое-где покрытый детскими пятнами и без клыков. Не иначе, самец учил детёныша охотничьему ремеслу.

И надо же так оказаться, что Демид в этот момент был на улице один. Он как-то незаметно отдалился от попутчиков, двигался то чуть сзади, то сбоку. Вот и в этот раз Платон и Глаша отошли проверять, не открыта ли дверь в сарай во дворе, когда из проулка на дорогу выбежали кабаны.

И увидели Демида. Клыкач достигал ему почти до груди, огромный, матёрый кабанище. Опыта, видимо, тоже было не занимать, потому и понял, что одинокий невооружённый человек скорее не противник, а добыча.

Платон как раз дёрнул за ручку двери, когда со стороны улицы раздался дикий визг.

– Что это? – машинально спросил он у Глаши.

Та лишь пожала нагруженными обоими мешками плечами. Мешки были не маленькими. Один она несла ещё с Калача, второй только что передал ей Смирнов, чтобы освободить руки.

Визг повторился. Платон порылся в вещах, достал меч и, стараясь прикрыться со стороны возможной атаки в тени забора, двинулся на голос. Он так и не смог определить, что за зверь издаёт подобные звуки.

Через минуту всё стало ясно. В двух шагах от забора росла высокая груша, вокруг которой, то и дело взрывая землю пятаком, бегал здоровенный секач. А визжал висящий на дереве вверх ногами Демид. Он застрял в развилке ветвей, причём, голова смотрела вниз, а ноги болтались, задранные в небо.  Прямо под головой сидел, как верный пёс, подсвинок. Видимо, ждал, когда плод созреет и упадёт.

Платон с трудом сдерживал смех. Уж больно комичная сложилась ситуация. Болтающий ногами мальчика в двух метрах над землёй. Огромный как медведь кабан, нарезающий круги как вокруг новогодней ёлки, и подсвинок, который в абсолютно собачьей позе сидел под Демидом и только что хвостом не вилял.

Мальчишка заметил Смирнова первым.

– Помоги, дядя! – не попросил, а почти приказал он.

Платон спрятался за забором, чтобы кабаны не видели, и спокойным голосом спросил: