В конце концов, неужели это месть отвергнутой Аббасом женщины? Не похоже на хитрую Зару. С кем-то она в сговоре. С ИГИЛ? С MIT?
Мысль о том, что она работает на митовцев или, чего доброго, служит там, подняла Горюнова с постели. Он встал у окна и закурил. В чем логика турок, если Зара их сотрудница? Прислали ее с Мансуром в Москву… Разузнать о Горюнове побольше, задержаться в России и попытаться контролировать его, вызвать на откровенный разговор? Ведь она курдянка, а стало быть, должна ненавидеть турок и спецслужбы Турции особенно. Хитро. На этом она могла попытаться и сыграть, разведать истинные намерения Петра, ведет ли он двойную игру, водит ли турок за нос.
«Так-так, – подбодрил себя Горюнов. Ему показался логичным такой ход мыслей. – Поэтому она стремится разрушить мои договоренности с Аббасом, наверняка подслушивала под дверью, когда мы с ним обсуждали наши планы. А еще вероятнее, установила «жучки», если профессиональная разведчица. Очевидно одно – она не та, за кого себя выдает».
Он припомнил, как она его уговаривала взять ее с собой к Аббасу, хотела держать руку на пульсе, как она переглядывалась многозначительно с Галибом. Она же, скорее всего, известила турецких контрразведчиков о существовании Мансура.
«Но зачем они тогда дублировали работу Галиба Зарифой? Ведь оба приближенные Аббаса».
Многое оставалось неясным. Когда ее завербовали? На чем-то подловили и шантажировали или она добровольно согласилась? Насколько она опасна, находясь сейчас дома у Горюнова? И жив ли бедолага Ильяс?
Едва дождавшись утра, Петр позвонил Александрову и высказал свои соображения относительно Зарифы. В ответ было задумчивое молчание, затем Евгений Иванович выдал решение:
– За ней мы приглядим. Не волнуйся. Не думаю, что она каким-то образом собирается навредить твоей жене или сыну. Иначе она уже бы это сделала. В любом случае, надо дождаться твоего возвращения и понять, на что она намекала. Ситуация прояснится, и тогда решим, что предпринять. Чтобы арестовать ее, у нас сейчас точно нет оснований. Границу она пересекла с паспортом, не вызывающим подозрений. Ничего запрещенного наверняка не провозила. А вот ваш разговор может стать отчасти основанием. Но и тогда, если она коллега Галиба, нам надо беречь ее как хрустальную вазу. Что там у тебя? Голос какой-то подавленный.
– Задумчивый, – поправил генерала Петр. – Меня беспокоит ситуация с Зарой. В Мирном все обошлось. Сегодня выезжаю на место в Пыть-Ях.
– Я думаю, не стоит тебе задерживаться в связи с новыми обстоятельствами, которые ты мне изложил. Там местные ребята пусть работают. Приедешь, обозначишь свое присутствие и уноси ноги. Главное, формально выполнить задание, чтобы потом отчитаться и завоевать авторитет. Ты меня понял? – Он спросил таким тоном, что стало понятно – генерал не верит в готовность Горюнова исполнять его указания.
– Ветры дуют не так, как хотят корабли, – пространно ответил Петр.
– Слушай, твои поговорки доведут меня до белого каления. Восточный мудрец! Мне надо, чтобы ты вернулся в полном физическом и психическом здравии. У нас большие планы относительно твоей персоны. И ты понимаешь, о чем я толкую. Да?
– Так точно, – грустно согласился он.
Петру, привыкшему к жаре, пыли, темпераментным арабам, уже поднадоел мороз и заснеженные маленькие провинциальные городки – такие уютные на картинах столичных художников, которые выезжают на пленэр, а затем торгуют ими на Крымском Валу и на Арбате. От картин веет забытой Россией, которую москвичи узнают по этим самым картинам и умиляются, шагая по грязным от реагентов, мощенным плиткой тротуарам, неся провинциальную Россию под мышкой, завернутую в грубую бумагу. Они идут мимо бутиков и иномарок, тащат провинцию в норки своих многоквартирных домов, чтобы там наслаждаться своей маленькой картинной страной.
А перед Горюновым картина вырисовывалась не столь идиллическая. Облезлые старые, еще советские дома и лишь всплески попыток изысканности и комфорта в гостиницах – не всегда удачные. Да если еще учесть, кто окопался в этих домах. Расползлась черная зараза по отдаленным от столицы городкам…
Хотя летом в том же Пыть-Яхе наверняка симпатичнее – зеленый городок с клумбами смотрится куда лучше заснеженного.
Однако квартира, в которую Петр попал в пятиэтажке на Центральной улице в Пыть-Яхе, оказалась на удивление уютной и одомашненной. Впустил его Ризван. На вид ему под тридцать. Небольшая борода, залысины прибавляли Ризвану лет десять. Он выслушал парольную фразу с такой невозмутимостью, словно к нему каждый день приезжали гонцы из Турции.
В просторной гостиной поблескивала полировкой стенка с книгами и посудой. На противоположной стене над диваном висела большая фотография – мужчина на фоне Голубой мечети. Видимо, хозяин квартиры летал в Стамбул поклониться Аллаху в этой огромной мечети. Петру доводилось совершать намаз там, пока он был в Стамбуле. Он заходил в мечеть Султанахмет и перед отъездом в Сирию. Туристов выпроваживали на время молитвы, и на коврах, устилавших пол, молились турки и приезжие мусульмане.