– Это испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.
Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:
– Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?
– Одна дальняя родственница.
– Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?
При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.
– Фриц… – воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.
– Фриц? – повторил за ней Морган. – Что за Фриц?
– Невесть откуда появившийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.
– Старый или молодой?
– Тогда ему было лет тридцать.
– Это он сопровождал вас в плавании из Европы?
– Да, капитан.
– И куда он делся?
– Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен – понятия не имею.
– Он-то вас и предал, – сказал Морган.
– Почему вы так считаете?
– Скорее всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.
– Вы так полагаете?..
– Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.
– Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.
– Гораздо больше, чем вы думаете, сеньорита, – сказал Морган. – Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются – вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, испанцы собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньорита Иоланда. Верный помощник Черного Корсара не даст вас в обиду.
Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося скорее холодным и замкнутым характером.
Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что Морган гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.
Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.
Гибралтар давно уже скрылся из виду, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.
– Ну как, капитан? – спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему на мостике.
– Чего тебе, старина?
– Как будем выпутываться?
– Помнишь Пуэрто-Лимон? – неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.
– Еще бы, капитан, как будто все это было вчера.
– Помнишь, как Черный Корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?
– Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.
– И чем кончилось дело?
– Один корабль сгорел, другой пострадал.
– И мы так поступим, – сказал Морган. – У нас есть «Камарада» – старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.
– С нами дочь Черного Корсара – не отдавать же ее испанцам. Я готов лечь костьми за эту девчонку.
– А я – отдать душу, – сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него. – Не переживай, сделаем все, что можно, – добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.
В полночь эскадра, подгоняемая ветром, подошла к Маракайбо, где была встречена восторженными криками оставленного там небольшого гарнизона. К сожалению, корсаров ждали малоутешительные известия. Форт Барра перешел к испанцам и пополнился за шесть недель мощной артиллерией. Испанские корабли не снимались с якоря, собираясь дать решительный бой. Путь в Карибское море был закрыт, и столкновение становилось неизбежным. Морган, хотя и понимал, что ему будет непросто одолеть большие испанские корабли, остановился все же на принятом решении.
Посадив в шлюпку несколько пленников из числа наиболее влиятельных жителей города, он отправил их ночью к испанскому адмиралу с требованием пропустить его суда, в противном случае город будет разрушен, а заложники – преданы казни. Незадолго до рассвета вернулись с понурой головой посланцы. Они сообщили, что адмирал ответит на его требование пушечными ядрами и расчистит проход только в том случае, если получит обратно награбленное в обоих городах, всех пленных, включая черных рабов, и в особенности сеньориту Иоланду. Узнав об этих домогательствах, особенно о последнем, экипаж эскадры пришел в ярость. Все что угодно, только не отдавать дочь Черного Корсара – единодушно решили все моряки.
Морган немедленно созвал на «Молниеносный» командиров с других кораблей.
– Хотите получить свободу, вернув добычу и сеньориту Иоланду, или будем защищаться? – спросил он их.
За всех ответил Пикардиец, которому после Моргана больше всех доверяли флибустьеры.
– Лучше умереть, – сказал он, – чем отдать дочь Черного Корсара. Прибрежные братья никогда не покроют себя позором.
Учитывая, однако, превосходящие силы испанского адмирала, они решили снова направить гонцов с обещанием покинуть Маракайбо, не причинять городу вреда, не требовать выкупа с жителей и освободить всех заложников и половину рабов и пленных Гибралтара.