Черный крест

А еще как-то раз я совершил преступление: не желая больше таскать подносами в библио­теку чай из буфета, взял с собой из своего отде­ла чайник. Мои сослуживцы очень обиделись. Они пьют чай в отделе каждые полчаса — не то что я, бездельник, каждые пять минут, и я заставил их пропустить три чаепития. Хотя все прекрасно знают, что я днюю и ночую, кстати, лишь для собственного удоволь­ствия, в библиотеке, им понадобилось на сей раз полтора часа, чтобы разыскать меня и, следовательно, чайник. Пришлось изви­ниться и купить себе свой.

Ну., через три дня они перестали обижаться.

07. Тем временем я покинул общежитие для молодых офицеров: мне дали квартиру на трид­цать втором этаже тридцатипятиэтажного дома на Филевском парке. Мои товарищи удивля­лись — они ждут значительно дольше. Стан­дартная современная квартира, «по потребно­сти» — одна огромаднейшая комната и мизер­ные кухня и санузел.

А также огромный, я назвал его «моя Крас­ная площадь», балкон. Даже страшно выхо­дить. Воет ветер, и я смотрю на Поклонную гору

Квартиру на самом деле в любой момент могут отнять, и я не спешу здесь «окапывать­ся», делать ремонт и прикупать мебель. А мо­жет случиться и так, что проживешь в ней лет сорок. Я купил раскладушку и два стола — для компьютера и на кухню. Атакже складные стуль­чики.

Мама радовалась до слез. Она говорила, что я совсем уже взрослый, а папа вспоминал, как ему дед рассказывал, что раньше с жильем было непросто. Мы отметили. На отмечание я еще приглашал Аню, но она не пришла. Когда родители ушли, я продолжал отмечать в оди­ночестве.

Я размахивал бутылкой, как бы чокаясь с кем-то извне, с кем-то, кто находится там, вда­ли, у самой Поклонной горы, там, где монумент павшим героям последней войны, там, где на гранитных досках выгравированы золотом име­на всех погибших в Третью мировую. Там есть имена и моих товарищей. Я чокуюсь с ними до двух ночи, а ветер уносит мои слова в никуда, к Москве-реке на север. Меня никто не слы­шит и никогда даже при всем желании не смог бы услышать: толстые специальные звукоизо­лирующие стены разделяют жителей этого дома, а так же высокий этаж и вой ветра. Утром обнаруживаю, что несколько заблевал свою «Красную площадь».

08. Потом институт, как раз на новоселье, отнял У меня машину. Это броневик «Чайка-Моск­вич» — гражданский кузов на военной «основе». Кузов темно-темно-темно-серого цвета —■ такой, что понятно — не черный, но серый. Такой цвет только у., таких, как я, и все это понимают, осо­бенно постовые. Но это на стационарах, а вот на нестационарах иногда и не понимают. Однажды меня оштрафовали за то, что я ехал на красный.

— Вам все ясно?

— Что?

— Ну, что вы нарушили?

— А что я сделал?

— Вы проехали на красный сигнал свето­фора.

— А где светофор?

Зато вместе с тем, что у меня изъяли маши­ну, мне очень, очень секретно, под подписку, сообщили, что Москву и институт соединяет ветка метро.

Так вот.

Только об этом почти никто не знает. Пря­мая ветка от института к самому центру С «ин­ститутской» ветки метро можно перейти по ходу на станции, соответственно по станци­ям — Смоленскую, Арбатскую и Площадь ре­волюции. На Смоленской вы просто сходите и поднимаетесь на лифте наверх, а после вы­ходите в одну из служебных дверей вовне на станцию Смоленская обычного метро. При­мерно то же самое и на Арбатской, только, выйдя из лифта, вам надо еще подняться по достаточно крутой и с неудобными ступенька­ми лестнице наверх.

На Площади революции же есть эскалатор, а выходите вы в некий узкий коридор, напря­мую соединенный с отделением милиции. И вы выходите из отделения милиции. В граж­данском. А это странно, потому что из отделе­ний милиции обычно людей в гражданском увозят.

Но не это важно. Мне, для того чтобы по­пасть на свой Филевский парк, нужно выйти на станции Смоленская нашего метро, перейти на станцию обычного метро и потом, обычно, я выхожу на улицу со Смоленской синей ветки по переходу к Смоленской-2 голубой ветки — и прямиком и без пересадок домой.

А мой дом упоительно пахнет новостроем.

09. А я пытаюсь дозвониться Анне, но ее ниг­де нет. Нет на работе, нет дома, не отвечает ее мобильный телефон. Однажды голос мне со­общает, что мои номера, как служебные, так и домашние и мобильные, на ее мобильном заб­локированы.

Я пытаюсь подстроить встречу, но мне все ^Не Удается. Я должен сидеть в институте ровно до семи, но Аня возвращается домой уже к половине седьмого. Она ускользает, как тень.

А через полгода звонит и просит больше ее не беспокоить, потому что и она, и ее родители считают, что в смерти ее брата виноват я. На словах они все как на войне были.

Тем временем я еще купил себе зеркало. В квартиру Большое-пребольшое.

Я трачу зарплату на книги. И даже стихи стал читать. Но современные стихи

Дни мои уходят [оды улетают

Желанья — не сбываются И надежды — тают

мне не нравятся. Нас воспитывали совсем на других стихах:

Вырешили, Мы согласны Жизнь свою Прожить напрасно? Нет! Нет!!