Черный Леопард, Рыжий Волк

– Свидетельство? Свидетельством это станет, когда до тебя, дружище, дойдет, что я был околдован самим гонором этого. Тебе хочется чего-то большего? Причины? Того, как убеждал я себя, что это справедливо? Наверное, денег или каури? Правда же была в том, что я наелся своим тщеславием досыта. Тебе помнится время, когда я предал тебя? А ты вспомни, как много раз я тебя не предавал. Бултунджи выслеживали меня десять и еще три луны. И в те десять и еще три луны я думал не о себе, а о тебе.

– Теперь похвал желаешь?

– Ничего я не желаю.

Он принялся выбираться из кустов, теперь всех синих в ночном свете. С наступлением темноты кожа его и оперение стали светиться. Я не знал, куда он направляется, и вслушивался в звучание реки, но ничего не слышал.

– Когда Аеси освободил меня, то поведал мне о новом веке, – сказал я. – О том, как грядет еще бо́льшая война, чем та, что ведется тут, война, какая уничтожит все. И в самом сердце этой войны – этот малец. Это омерзительное, извращенное созданье.

– И ты позволяешь ему жить, – сказал Найка.

– Я не знал.

– Мальцу, что привел Сасабонсама к твоему дому, чтоб убить…

– Я сказал: я не знал.

Мы прошли еще несколько шагов.

– Никак не могу от этого избавиться, – признался он.

– От чего?

– Твоей вины.

– Зови мальца, чтобы я смог убить его, – сказал я.

– Как его зовут? Я понятия не имею.

– Зови его просто мальчиком, а то трескани молнией из своих сосков, или из зада, или еще из какого места.

Найка громко рассмеялся. И сказал, что звать мальца ему незачем, он и так знает, где тот. Мы шли через кусты и под деревьями, пока не вышли на опушку, ведшую к озеру. Мне думалось, что то было Белое озеро, но уверенности не было. Похоже на Белое озеро, а если разобраться, то скорее пруд – не очень широкий, зато очень глубокий. Смотрели они на нас так, словно ожидали нашего появления. Леопард, малец и женщина на кургане перед ними, державшая факел, с лицом и грудью, скрытыми под белой глиной, в головном уборе из перьев и камней. Соголон.

Увидеть ее на другой стороне озера не было для меня дивом. Как и то, что я не узнавал ее прежде, наверное, потому, что женщины в этих краях, старея, все делаются на одно лицо. Наверное, она и под глину спряталась, чтоб скрыть ужасные шрамы от ожогов, но оттуда, где мы стояли, я различал нос, губы, даже уши. Раздумывая, как удалось ей выжить, я в то же время не удивлялся тому, что – удалось. Меж тем Леопард, белый от пыли, стоял в нескольких шагах позади нее, а между ними – малец. Малец смотрел на них и на меня. Увидев Найку, он повернулся, собираясь бежать, но Соголон схватила его за густые волосы и притянула обратно.

– Рыжий волк, – произнесла она. – Нет, уже не рыжий. Волк.

Я промолчал. Взглянул на Леопарда. Тот опять в доспехах, как человек, повязанный не собственным делом. Даже не наемник, просто солдат. Убеждал себя, что знать не хочу, что у него в душе творится, что ее захватило и что заставило его, кто не жил ни ради кого на свете, отправиться воевать ради прихотей королей. И их матерей. Взгляни на себя, кого мы когда-то называли бесшабашным и говорили это с любовью и завистью. Как же низко ты пал, стыда ниже, голову вон ниже плеч повесил, будто доспехи тебя горбатят. Малец все еще отбивался, стараясь вырваться от Соголон, и тогда она его шлепнула. Он же устроил то, что я уже видел: взвизгнул, потом занюнил, при том, что лицо его не выражало никаких чувств. Теперь он стал больше, ростом почти с Соголон, только в тупости его просвета заметно не было. Худенький с виду, как мальчишки, что расти растут, но мужчинами не становятся. Гладкий, в одной набедренной повязке, с длинными руками-ногами. Не выглядел он никаким королем или будущим королем. Стоял с высунутым языком, уставившись на Найку. Я сжал в руке топорик.

– Edjirim ebib ekuum eching otamangang na ane-iban, – произнесла она. – «Как падет темнота, обнимаешь и врага».

– Ты перевела для меня или для него?

– Ты изменил тому, за что так долго сражался? – спросила Соголон.

– Взгляни на себя, Ведьма Лунной Ночи. Тебе даже трех сотен лет не дашь. Но, с другой стороны, gunnugun ki ku lewe. Как это ты уцелела, пройдя обратно в дверь?

– Ты изменяешь тому, за что долго боролся, – повторилась она.

– Ты это мне говоришь или Леопарду? – спросил я.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Соголон с мальцом стояли на краю воды, и даже в дымке я различал их отражения. Малец гляделся мальцом, факел высвечивал из тьмы его большую голову. Соголон же выглядела тенью. Никакой белой глины, чернее и темнее повсюду, даже на голове, на какой не видно было ни перьев, ни волос.

– Эй, Леопард, неужто ни одного не осталось? Ни одного, кого б тебе не хватало?