Черный мел

Она глубоко вздыхает. Фрэнк никогда его не любил. Не знаю почему. Может, ему вообще не нужно было заводить детей, а может, дело в самом Чаде. А я его обожала. И до сих пор обожаю. Чад так хорошо учился в школе, я им очень гордилась. А Фрэнк — нет. По-моему, он ему завидовал. Фрэнк тоже умный, когда смотрит телевизор, всегда комментирует сообщения дикторов, высказывает свое мнение. Откуда он набрался всяких сведений — понятия не имею, я столько не знаю. Когда Чад подрос, он тоже начал реагировать на телевизор. Только постоянно возражал отцу. Возражал на все, что бы Фрэнк ни говорил. Наверное, причина еще и в этом. Ссорились они не только из-за новостей. Цапались буквально из-за всего, даже из-за прописных истин. Например, какая река самая длинная. И всякий раз во время их споров Чад притаскивал из школы книгу, зачитывал оттуда отрывки и получался кругом правым. А Фрэнк всегда отвечал: книги врут. Каждый раз: врут, и все. Все книги врут. И словарь Уэбстера, и энциклопедия «Британника».

Фрэнк считал Чада неженкой, понимаете? Говорил, что Чад растет не настоящим мужиком. С деньгами у нас всегда было туго, и Чаду приходилось помогать отцу на ферме, чего он терпеть не мог. Он бы лучше сидел и учил уроки. Фрэнк считал его каким-то ненормальным. Разве нормальные мальчишки любят учить уроки? Он нарочно поручал Чаду грязную и тяжелую работу, хотел его закалить. Но Чаду только одно хорошо удавалось: учеба. Он и спорт не очень уважал, играл во всякие игры только на уроках физкультуры в школе. Конечно, Фрэнк и сам не был звездой спорта, но любил смотреть, как играют другие, и болеть за свою команду.

Знаете, это мелочи и все случившееся потом с этим никак не связано. С другой стороны… все с чего-то начинается, понимаете?

В общем, главное вы поняли — они не очень-то любили друг друга, а потом Чад поступил в колледж, мнение отца уже ничего не значило. Ему назначили хорошую стипендию, поэтому в наших деньгах он не нуждался. Мне кажется, Фрэнк так ни разу Чада за детские годы не похвалил. Кажется, нет. В общем, они на какое-то время расстались, и, наверное, так было лучше.

Когда Фрэнк услыхал, что Чад на год поедет учиться в Англию, он только фыркнул: мол, с ним все понятно. Я не спросила, что он имеет в виду, а если и догадывалась, то предпочитала помалкивать.

Как-то Фрэнк полол огород, ему показалось, его обжег ядовитый плющ. Фрэнку и раньше доводилось обжигаться, но ничего страшного не случалось, даже рука не очень-то чесалась. Я помазала место ожога мазью. А нарыв все не проходил. Не прошел и через две недели. Тогда я заставила Фрэнка пойти к врачу.

Короче говоря, поставили диагноз — рак кожи. На той руке, которую он всегда высовывал из окошка грузовика. Потом-то я запретила ему так делать. Я ужасно испугалась, когда узнала. Все-таки рак… По-моему, даже Фрэнк испугался, правда, вслух ничего не говорил. Он пошел в библиотеку и набрал там научных книг, вот поэтому я поняла — он испугался. Каждый день ходил за новыми изданиями. Наверное, он тогда не одну сотню прочел. Но все держал в себе. Он у меня такой… типичный мужчина. Даже не позволял мне ходить к врачу вместе с ним.

Ну вот, нашли у него опухоль и решили удалить. Перед самой операцией Фрэнк согласился обо всем рассказать Чаду. Одна я бы не справилась. Представьте, у мужа рак. Ферма едва-едва позволяет нам выживать, нанимать работников нам не по средствам. Да Чад и сам, по-моему, захотел вернуться. Хоть он отца недолюбливал, и, наверное, не без оснований, мы все-таки воспитали его правильно, научили различать, что такое хорошо и что такое плохо.