Черный мел

Он вернулся и занялся хозяйством. Мы думали — года хватит на все, так ему и сказали: только на год. И пусть работу на ферме он не любил, но знал, что и как нужно делать. Они с отцом даже стали разговаривать больше, чем раньше. Со мной Фрэнк ничем не делился, а Чад забросал его вопросами. От него и я кое-что узнала. Раньше я понятия не имела о разных опухолях на коже, а они вечно говорили об этом за ужином. В первый же вечер после приезда Чада начали. Фрэнк сказал: это меланома, придется ждать, что будет дальше. Чад просил его не волноваться и ни о чем не думать. Фрэнк уверял в неплохом самочувствии, но Чад не сдавался. Сказал отцу, что он давно заслужил отдых и должен беречь силы. Как я гордилась им! Вы бы видели, как он замечательно держался. Мой мальчик вырос, стал совсем взрослым. Так наши отцы возвращались с войны. Они вернулись мужчинами. И мы ждали, а Фрэнку приходилось ездить на лечение. Вот как-то возвращается он домой и говорит: новость плохая, у меня рецидив. Кто знает, куда опухоль прорастет дальше и далеко ли она зашла. Я подумала: все, конец. Фрэнк стал подниматься наверх с таким видом, будто умирать собрался. А я упала лицом на стол и плакала вместе с сыном. А потом все и началось. Чад тоже принялся читать медицинские книги. Наверное, прочел не меньше отца. Я спросила его, как может человек умереть от какой-то крошечной опухоли? Если бы я знала, наверное, что-нибудь сделала бы раньше. Но откуда мне знать? У него был нарыв и нарыв, вроде обыкновенного красного волдыря… А он как начал меня расспрашивать! Мне прямо стало не по себе. Мама, у него был нарыв или родимое пятно? Какого цвета? Круглое или неправильной формы? Я все подробно описала: мол, нарывчик совсем небольшой, похожий на красную пуговку. И вдруг Чад срывается с места, несется наверх к отцу и начинает на него орать. Как он ругался!

Пожалуй, мне придется хорошенько подумать. Я должна вспомнить, что именно он кричал… Да, он все спрашивал: базально-клеточная или плоскоклеточная? Базально-клеточная или плоскоклеточная? Снова и снова повторял. Да, вот именно. После я открыла словарь и посмотрела, что это значит. Фрэнк тоже орал в ответ: Чад не имеет права так с ним разговаривать и вообще, ему-то какое дело. А Чад: спорим, у тебя даже не плоскоклеточная карцинома, а ты… даже не стану повторять, как он обозвал отца. Не важно, кто прав, кто виноват, а так ругаться нехорошо. Он выкрикивал: у тебя точно никакая не меланома, и спорим на что хочешь, даже не плоскоклеточная карцинома.

Чад бежит к себе в комнату и сразу начинает собирать вещи. А Фрэнк молчит как убитый. Я сама не своя, думаю, муж умирает… И вдруг такое! Сын собрался уехать. Я пошла к Чаду, а он от злости даже говорить не может. Но потом хватает меня за плечи и смотрит в глаза… Я его взгляд до конца жизни не забуду. Чад говорит: мама, в следующий раз иди к врачу вместе с ним. У отца никакая не меланома, а базально-клеточная карцинома, он тебе соврал. Пойди к врачу, мама, и спроси, в чем разница. От базально-клеточной карциномы почти никто еще не умирал, это совершенно другое дело. И даже если у него плоскоклеточная карцинома, риск очень невелик. Ты все выясни, мама, и реши, будешь ты с ним дальше жить или нет. Сама реши. А я сюда больше не вернусь, понимаешь? Я не вернусь, пока этот… не умрет или не уедет.

Тут и Фрэнк подошел и давай ругаться. Вернешься, маменькин сынок, никуда не денешься! Он вечно его так обзывал — маменькиным сынком и неженкой. Не сможешь долго обходиться без мамашиной юбки. Приедешь, никуда не денешься. И вид у него был… такой уверенный. И говорил он презрительно и с жалостью. Это с родным-то сыном! А потом Фрэнк протягивает руку и говорит: спорим на сто долларов, что ты вернешься. Чад не дрогнул, а Фрэнк продолжал над ним издеваться. Ты вернешься, жизнью клянусь, вернешься. А потом Фрэнк сказал: я всегда знал, что ты маленький… На этот раз он не назвал его маменькиным сынком. А слово, которое он сказал, я даже повторять не стану.

Ну вот, пока отец разорялся, Чад продолжал собирать вещи. И ни разу не взглянул на Фрэнка, хотя тот так отвратительно обзывал его. Фрэнк стоял в дверях. Чад собрал сумку и собрался уходить. Он на шесть дюймов ниже отца. Подошел вплотную и уставился ему в глаза. Фрэнку не хотелось уступать, а все же пришлось. Муж повернулся ко мне и говорит: он вернется, вот увидишь, он вернется.

Мне казалось — кто-то из них ударит первым. Но Фрэнк посторонился. Тогда я в последний раз видела сына.