– Так, ну что, – нарушил я затянувшуюся тишину, – план такой: мы уже почти у дальнего болота. Предлагаю сегодня до конца дня обыскать ближний его край, прочесать лес, несильно углубляясь в лес. Так, чтоб слышать друг друга. Придется, видимо, разделиться. Иначе нам не успеть. Потом, если ничего не найдем, будем готовить место для ночлега и хвороста насобираем. По темноте много не сыщешь.
– А мы точно этот камень сразу узнаем? – забеспокоился Ванька. – Ну, камней-то много в лесу, так-то…
– Думаю, этот валун ни с чем не спутаешь, – сказал я. – Ты как считаешь, Никита?
– Пока мы шли по лесу, ни одного подобного камня я не видел, – сказал он. – Полагаю, этот какой-то особенный. Значит, отыщем с Божьей помощью!
Ванька закатил глаза и надел рюкзак. Мы двинулись дальше. Шли гуськом, в молчании, что само по себе было для Ваньки большим испытанием. Наконец, он не выдержал:
– Все-таки я не смог бы уйти в монастырь! Похоронить себя в четырех стенах – это такое себе удовольствие. Не каждый выдержит.
– Потому не все и уходят в монахи, – ответил Никита, – это зов надо услышать.
– Какой еще зов?
– Зов сердца, Божий зов. Кому на роду написано, тот все равно от мира уйдет.
– Эх, да что ты все – уйти, уйти от мира… мир-то прекрасен! Посмотри вон вокруг: солнце, лес, теплынь какая, жизнь хороша! Куда уходить-то? От чего бежать?
– Так лес и природа – это и есть творения Божии, – объяснял Никита, – от них не бегу я. Я природу очень люблю. От людей хочу уйти, от забот мирских. От зла, зависти, дурных помыслов человеческих…
– Ну, люди-то разные всегда и везде. Вон, в монастыре небось тоже, не все души кристально чистые. Сам, наверное, знаешь…
– Тихо! – крикнул я и остановился.
Странный то ли треск, то ли скрип послышался позади нас. Я обернулся и с ужасом увидел, как здоровенная ель, которая росла, наверное, не меньше сотни лет, покачнулась и начала клониться в нашу сторону. Нам потребовалось десять секунд, чтобы понять, что ель стремительно падает, причем прямо на нас.
– Бежим! – рявкнул Ванька и рванулся вперед.
Я бросился за ним. Бедный Никита, от неожиданности запнувшийся за корень дерева, растянулся на земле. Я оглянулся, увидел его, вернулся за ним.
– В сторону! Уходи в сторону! – крикнул я бегущему впереди Ваньке. – Вправо!
– Влево!
Я, что было сил, толкнул в сторону Никиту, так, что он повалился кубарем и пролетел несколько метров, и в этот момент ель со свистом рухнула рядом с нами. Иголки на ее могучих зеленых лапах больно царапнули меня по лицу.
– Ванька! Живой?! – крикнул я.
– Живо-о-ой! – глухо отозвался он с другого края от рухнувшей ели. Через минуту его голова возникла из-под мохнатых колючих лап. Сильно запахло елкой, как в Новый год. Воспоминания детства всколыхнули душу.
– Я чего-то не понял, это что было?! – Ванька с возмущением отряхивался от налипшей хвои. – Когда это у нас деревья просто так падали? Вроде ель-то здоровенная, крепкая. Ветра-то нет. Вы как?
– Мы нормально, – ответил я, – пошли дальше. Только, осторожней теперь надо.
– Чертовщина какая-то!
Ванька со злостью пнул толстенный ствол сапогом и пошел вперед. Я пропустил в середину Никиту, замыкая шествие. Минут пять мы шли в молчании, усиленно крутили головами в поисках возможно падающих деревьев. Но было спокойно. Ванька расслабился и опять завел разговор о насущном:
– Слушай, Никита, ну вот уйдешь ты в монастырь. Но ведь монахам жениться нельзя? И что, не хочется тебе семью завести, род свой продолжить?
– Чего ты пристал, Ванька? Никита же сказал нам, что таков его выбор. Каждому свое.
– Ну да… – громко протянул тот, – каждому свое. Один молится, а я вот, к примеру, после такого стресса не отказался бы от стопочки. Кстати, я взял с собой пузырек, слышишь, Макс?
Он обернулся ко мне и хитро подмигнул. Я обогнал Никиту и поравнялся с Ванькой.
– Нам нельзя пока, – отрезал я, – не до того… Дело сделать нужно. Мы тут, как бы, не по пляжу гуляем…
– Ну мало ли, где гуляем, – обиделся он, – подумаешь… еще никто от глотка водки не умирал. Ей, между прочим, даже дед мой лечится… Вон, у Никиты спроси, небось церковное вино пить ему не воспрещается?
Никита хотел было что-то ответить, но тут мне в глаза бросилось какое-то движение на земле впереди нас. Спустя секунду я увидел огромную черную гадюку, извивающуюся, словно лента.
– Стойте!
Мы застыли на месте.
– Стойте и не двигайтесь! Змея.
Ванька присвистнул, когда увидел, как гадюка переползает наш путь.
– Нифига себе гадина! – протянул он. – Метра два, не иначе! Тьфу, мерзость какая!
Никита трижды перекрестился и что-то прошептал себе под нос.
– Ты под ноги-то смотри, – предупредил я, – не по асфальту идешь.