А потом пространство комнаты словно взорвалось формами, явившимися из пустоты. Теперь мы с Майей были не одни: вся комната наполнилась извивающимися бледными телами – мужскими, женскими, двуполыми, толстыми, тонкими, огромными, миниатюрными, детскими, юношескими, взрослыми, старческими. Все это месиво кишело в оргии, напоминая бурлящую мутную воду.
Кто-то совокуплялся с Майей, кто-то – со мной. Входя в чужую плоть, я чувствовал, что вхожу в Майю, словно мы были с ней наедине. Наслаждение и ужас глубоко вонзали когти в меня, разрывая сознание в клочья. Пропало чувство собственных границ, и уже не понять, где кончается мое тело, где начинается чужое. Источником моего зрения стало множество глаз, я видел происходящее с разных сторон и ракурсов.
Я видел самого себя со стороны – заваленного, словно грудой мусора, жирными телесами огромной старухи, чья маленькая птичья головка с крючковатым носом возвышалась над складками студенисто колыхавшейся плоти. Ее худые руки и ноги, торчавшие из жирного тела, словно ветки, вставленные в снеговика, напоминали паучьи лапы, и было их много, этих тощих конечностей, слишком много. Глаза старухи, лишенные зрачков, светились мертвенным белесым светом. В сладострастно приоткрытом рту виднелись острые звериные зубы. Вислые груди, ниспадая, как по ступенькам, по складкам жира, ложились на меня, доставали мне до плеч, колыхались возле моего лица. Это я видел со стороны чьими-то чужими – не моими – глазами.
Одновременно своими собственными глазами я видел нечто другое – со мной совокуплялась худая полупрозрачная фигура. Ее лицо меняло формы, превращаясь в лица женщин, мужчин, детей, стариков. Посреди этой калейдоскопической смены лиц то и дело мелькало лицо Майи.
В этом ангельском месиве, кроме нас с Майей, был еще некто, не принадлежавший к ангелам. Высокий старик, похожий на мумию. Высохшая потемневшая кожа обтягивала его кости, которые, казалось, вот-вот прорвут ее и покажутся на свет. Старик не прикасался ко мне, но я ощущал связь с ним, как и с Майей. Когда мне казалось, что я вхожу в Майю, то одновременно казалось, что вместе со мною это делает и старик, чье тело словно совмещается с моим, проникает в меня, как рука в перчатку, подмешивается ко мне, будто один вид жидкости – к другому. Совмещение с этим стариком обостряло мои чувства, делало наслаждение более едким, даже ядовитым, и более глубоким. Что-то необыкновенно порочное было в том совмещении. Майя, понимал я, тоже чувствует этот яд и жадно впитывает его всем существом.
Я догадался, кем был старик, совмещение с ним принесло понимание. Покойный дед Майи, он же ее отец. Он сам без слов дал мне это знание и захохотал, когда почувствовал, что я все понял.
Старик схватил маленького ангелочка – такими обычно изображают купидончиков: пухленький щекастый мальчик с крылышками и шапкой курчавых волос на голове. Держа его руками за ноги, старик сильным движением разорвал его тело почти напополам, от паха до горла, открыв красновато-розовое ангельское нутро. Там не было кишечника, прочих органов и костей – только нежное мясо, подобное рыбьему, блестящее, склизкое. Глядя мне в глаза, старик впился в эту плоть, и я тут же почувствовал, как сам впиваюсь в тошнотворное и в то же время такое соблазнительное угощенье. Ангелочек, разорванный стариком, все еще живой, счастливо визжал, брызжа слюной, словно его не пожирали, а развлекали щекоткой.
Вкусив устами старика ангельской плоти, я внезапно оказался в абсолютной тьме. Бездонная чернота окружала меня. В ней не было ни проблеска света, ни звука, ни дуновения, ни движения, ни одного предмета или существа – ни вблизи меня, ни вдали. Это была пустота, не заполненная ничем.
Сколько длилось погружение в пустоту – секунды, часы, дни или годы – сказать невозможно, там не было ощущения времени. А без такого ощущения можно за мгновение состариться, помолодеть и состариться вновь.
Когда я выпал из тьмы и пустоты обратно, в мир форм, цветов и звуков, то был уже другим. Каким – я еще не знал. Но знал точно: отныне я – другой.
Ангелов в комнате больше не было, они сгинули, как остатки сна из пробужденного сознания. Темного старика тоже не было. Остались только я и Майя.
В смежной комнате истошно кричала старуха, баба Рая. Звала на помощь. И кричала она уже давно. Я вспомнил, что этот крик вился на периферии моего слуха с тех самых пор, как я начал видеть ангелов.
К ее крику добавился еще звук: какая-то женщина вошла в комнату к бабе Рае и что-то спросила у нее. Крик тут же оборвался, и баба Рая ответила на обращенный к ней вопрос, который я не расслышал:
– Там они, там! Да сама посмотри!
– Никого там нет, баба Рая, что вы, в самом деле! – произнес звонкий женский голос.
Тут же мужской голос произнес негромко:
– Опять галюники?
– Да они там! Там они! Посмотри! – выкрикнула баба Рая.
– Сейчас я посмотрю, и мы убедимся, что никого там нет, – с расстановкой говорила женщина на ходу, приближаясь к двери, за которой были мы с Майей.