Черный парус беды

Уж что расслышала Мари в нашем разговоре с Кривушиным, то мне было неведомо, но что-то разобрала наверняка. Лишь бы не стала выяснять подробности! Вот нет у меня сейчас настроения в них вдаваться, совсем нет.

– Колыбельная для капитана, – объяснил я, поднимаясь. – Исполнялась впервые. Верное средство для борьбы с храпом.

На это Мари ничего не сказала и посторонилась, открывая путь к штурвалу. К нему я и проследовал, послушный начальственной воле. Напоследок я бросил взгляд на «триптих» на стене и вздохнул: «Эх, сейчас бы в Ключики». Хорошо в родных просторах! Собирай клюкву и в баньке парься, ну, чем не жизнь? Вот и живи…

Ожидать можно было чего угодно, но до вечера не произошло ровным счетом ничего. Ни корабля на горизонте, ни самолета в небе, ни птиц там же. Пусто. Одни мы в океане. Ох, если бы!

Кривушину поспать удалось. На свет божий из хижины он явился с помятым лицом и сверх обычного спутанными волосами.

Потом был ужин, приготовленный Мари и оказавшийся вполне съедобным, и даже более того, хотя мне поначалу кусок в горло не лез. Но я протолкнул, а затем даже разохотился, даже добавки попросил. Макароны с тунцом – это выглядит неаппетитно, а попробуешь – очень даже ничего. И – смотри выше – более того.

Потом был закат. Совершенно роскошный – с переливами красок, игрой облаков и полутеней. Ради таких закатов, подозреваю, почти уверен, и отправляются люди в дальние плавания под парусами. Многие, по крайней мере. И раньше отправлялись, века назад, и сейчас, человек-то не меняется, ему красоту вынь да положь.

Покой и красота были вокруг, и на меня вдруг снизошло умиротворение. Я успокоился. Я поверил в то, что все неприятности позади, а если и есть какие за поворотом, то… У американцев есть поговорка: прежде, чем переехать мост, надо подъехать к нему. Справедливо это и мудро, как все, рожденное в широких народных массах. Вот из этого и будем исходить.

Ночью я спал крепко и без сновидений, так что капитану пришлось чувствительно пихнуть меня в бок, чтобы я продрал глаза. Поднялся ветер, волны накатывали на корму, «бревна» плота вздрагивали, как в ознобе, и скрипели, как несмазанные тележные колеса. Правда, я не знаю, как скрипят телеги, но полагаю, что именно так, как наш плот на крутой попутной волне.

– Берем рифы на гроте, – скомандовал кэп.

Этим мы с ним и занялись, оставив Мари у штурвала. Приспустили гафель. Подобрали внизу складки паруса и специальными концами – риф-сезнями – обтянули их по гику. Вон как я изъясняюсь: обтянули, риф-сезни… Чему только в море не научишься, да с таким наставником, как наш капитан.

Площадь парусности уменьшилась, и «Великий Океан» стал послушнее. Штормовой стаксель, который мы поставили вместо обычного, этому способствовал.

Водяные валы уже не забирались на плот, а лишь подкатывали и, обиженно шипя, скрывались под «бревнами».

Аврал закончился безоговорочной победой над стихией. Довольный капитан отправил нас с Мари досыпать, что мы тут же с превеликой готовностью и исполнили.

Следующую вахту – ту самую, мою нелюбимую, «собачью», – несла Мари. Ветер стал тише, волны присмирели, стали длинными и покатыми, так что обошлось без происшествий и безумных криков «свистать всех наверх». Хотя мы без криков и при авралах обходились. И не потому, что не было среди нас боцмана с дудкой и зычным иерихонским гласом, а потому что ни к чему это на плоту, который, поднатужась, поперек переплюнуть можно, а вдоль – поднатужась два раза, и экипаж которого – три человека, хоть ты их с начала считай, хоть с конца.

Потом у штурвала снова был Кривушин, а утром на вахту заступил я. И скажу так: красивее закатов в океане могут быть только рассветы в океане. Такая лепота!

Распогодилось окончательно. И стихло совсем. Штиль.

Я подключил подруливающее устройство и занялся приготовлением завтрака. Моя очередь проявлять кулинарные таланты.

Омлет из яичного порошка, консервированная ветчина, галеты с джемом. Ничего особенного, но народ ел да похваливал. Было приятно.

После паузы, взятой на первичное переваривание пищи, мы с дядей Петей заменили штормовой стаксель на обычный и отдали рифы, возвращая гроту и парусности плота в целом изначальные квадратные метры.

– До берега сто миль, – объявил капитан, сверившись с показаниями картплоттера. – Плюс-минус.

– Там, – сказала Мари, поднимая руку в указующем жесте.

По синему-синему морю к нам шел белый-белый катер. Это было как в кино, как на открытке, но в этом не было ничего хорошего.

Глава 19

…Бычара старался. Плавать он умел не очень, но копытами загребал вовсю.

Что объяснимо: несмотря на штилевую погоду и обвисшие паруса, кое-какой ход «Великий Океан» имел. Что означало: не поторопишься – останешься здесь, один, в море, никто тебя спасать не будет. Нет такого желания, да и с возможностями не густо. Вот он и греб-загребал, потому что такая перспектива его явно не устраивала. К тому же, и без того безрадостная, она усугублялась вероятностью попасть на обед акулам, чего искренне и горячо желала ему воинственная девушка Мари.

– Веревку приготовь, – бросил мне кэп. – Вязать будем.