Такого добра, как веревки, на плоту было сколько угодно. Выбирай, какие пожелаешь: толстые, тонкие, гибкие и упругие, сложного плетения и простенькие. На парусных кораблях по-другому не бывает. И пусть наш плот не совсем корабль, но паруса-то у него самые настоящие.
Я подобрал подходящий конец. К слову, все веревки на парусном судне – это концы, так правильно. Из-за этого, говорил капитан, иногда всякие забавности случаются. Скажем, когда просишь взять на буксир, полагается встать у борта и потрясти веревкой, мол, доведите, надо, сам не дойду. А тебе с буксира в ответ: «Ты концом-то не тряси, не на пляже». Такой вот грубоватый моряцкий юмор.
Я прикинул длину конца – хватит, и резко развел руки, проверяя его на прочность. И остался удовлетворен: не порвать, не вывернуться.
Мари тем временем успела побывать на камбузе, откуда вернулась вооруженная самым большим из имеющихся у нас кухонных ножей. Вид у нее был решительный.
Еще несколько гребков, и вот уже между бычарой и плотом всего пара метров.
Кривушин поправил автомат. Мари поигрывала тесаком, чье лезвие весело искрилось в лучах солнца. Я приготовил петлю.
Бандит смотрел на нас и ждал, как мы распорядимся его судьбой. Потому что он был в нашей власти, и право на это – распоряжаться чужими жизнями, у нас тоже было. При этом, надо отдать должное, не было видно, что он боится.
– Сюда, – сказал капитан, показав, где бычаре следует «швартоваться».
Место было выбрано у самого носа, рядом с бушпритом, аккурат там, где экипаж плота справлял свои естественные надобности. Не думаю, однако, что капитан тем самым стремился унизить проигравшего. Все там было прибрано и опрятно, мы же интеллигентные люди! Просто на плоту у нас тесновато, а именно там, на носу, чуток посвободнее, там и вязать эту сволочь сподручнее будет.
Бычара медленно подплыл к указанному месту.
– Руки! – раздался следующий приказ. – И не дергаться!
Бычара схватился за край настила. И дергаться, конечно же, не стал.
– Сережа!
Я выступил вперед, наклонился и заплел кисти бандита.
А все же психует, гад, хотя пытается держаться, вида не показать. Вон как судорогой щеку сводит. И пальцы побелели от напряжения. Эти короткие, будто щетинистые пальцы. Когда-то они сжимали нож, которым бычара наводил себе маникюр. Когда-то мелко подрагивали, будто от предвкушения, когда подручный бугай размазывал меня по стене в доме Кульчицкого. А когда-то сжались в кулак, который впечатался в мою челюсть. Между прочим, я с тобой за это еще не поквитался, подлюка! Стул Мари не в счет, это была преамбула…
Я затянул петлю на кистях бычары потуже, от души.
– Вылезай!
Я отступил на два шага, держа в руках конец веревки и испытывая острое желание пнуть бычару, который стал выбираться на плот.
Удалось это ему не сразу. Тут надо было подтянуться, а силы он подрастратил, да и путы на руках не позволяли ухватиться поудобнее. Он забросил ногу – и сорвался. Забросил снова – и буквально вытащил себя на настил.
Это последнее усилие, похоже, его доконало. Бычара втягивал широко открытым ртом воздух и все никак не мог продышаться.
Чувствуя себя под надежной защитой «калашникова», я присел и стал вязать бычаре ноги.
Как следует стреножив противника, я выпрямился и занял свое место в ряду мстителей, высившихся над поверженным врагом.
Через минуту грудь бычары под пестрядью «гавайской» рубашки перестала вздыматься и опадать, как кузнечные меха. Или, как говаривал один киношкольник, как девятый вал на картине Айвазовского. С учетом окружающей действительности это сравнение подходило больше.
– Поговорим? – спросил Кривушин.
Бычара взглянул на него и просипел:
– Не хотел я вас убивать.
– Ага, – послушно согласился кэп. – Пошалить хотел. Ты лучше о другом скажи: там много народа было?
Дядя Петя кивнул в сторону водной глади, на которой давно полопались пузыри, но еще кучковались обломки белого катера в ажурных разводах солярки.
– Нет.
– «Нет» – это сколько?
– Один человек был. У руля. И все.
– Блондин? – встрял в их диалог я.
– Он.
– Да-а-а… – протянул Кривушин. – Был пацан и сгинул. Пойдем дальше. Что вам от нас было надо?
– Портсигар.
– Так нет же его у нас. Вот этот молодой… ну, относительно молодой человек, сколько я знаю, вам ясно сказал, что потерял он его. Вы его, правда, потом чуть не придушили. Сгоряча, наверное.
– Не хотели мы его убивать.
– Это я уже слышал. Не хотели… Как-то все само собой к тому шло.
– Не хотели мы его убивать, – упрямо повторил бычара. – Думали, врет. Думали, он под Культю лег.
– Что за Культя такой? – деланно удивился Кривушин. – Ах, да, это, наверное, тот старик, которого вы на тот свет отправили.
– Не хотели мы его убивать.
– Вот заладил. Но убили же!
– Он сам. Сердце не выдержало.
– Ну, да, ну, да. Сердце, оно такое. Бывает, что не выдерживает. Особенно если пугануть как следует. Ладно, вернемся к портсигару. Чего он вам так сдался, скажи на милость?
Бычара напрягся. Видно было, что он мучительно гадает, известно ли нам о содержимом презента и его истинном предназначении.
– Дорогой подарок.
– Ну, дорогой, и чего?