Черный парус беды

Спрашивать я не стал. О таком не спрашивают, как мне кажется. Говорить вообще не хотелось. Так бывает, когда вдруг оказывается, что такси у подъезда еще нет, и вообще глупо так рано отправляться в аэропорт, времени – вагон, но чемодан уже у порога, и ничего не остается, как ждать, и слов нет, и сердце обволакивает тягучая тоска, хотя радоваться впору – все собрано, документы в кармане, впереди отдых. С чего тосковать-то?

Есть с чего.

Я сидел на лавке-рундуке, смотрел на воду и спрашивал себя, почему только сейчас, вечером, уже почти ночью, я дал себе труд вспомнить о блондинистом парне, который был у штурвала катера. Во время допроса бычары я это принял к сведению – и поскакал дальше. А в эти минуты – подумалось. Ведь человек, пусть бандит, бугай, но человек, а дядя Петя, пусть вынужденный, но убийца, а я, получается, пусть нечаянный, но его пособник. Так отчего же не было и нет во мне ни сожаления, ни раскаяния, ни тревоги за свою бессмертную душу? Смерть старика Кульчицкого и то больше эмоций вызвала. Наверное, это оттого, что я не видел его последних секунд. Катер взорвался, затонул – и все. Ничего не видел, ничего не знаю и знать не хочу! Иначе тяжко.

Я посмотрел на Мари. О чем она думает? Почему глаза – внутрь?

Кривушин тоже о чем-то размышлял. О чем? Темна вода во облацех. И душа темна.

– Покемарить не хотите? – нарушил молчание капитан.

Мари не ответила, а я сказал:

– Так переоделись уже. И вообще… Музыку, что ли, послушать?

Дядя Петя кивнул на картплоттер:

– Бери.

Я взял планшет, закрыл навигационную программу, порылся в плей-листах и нашел, что искал: «Ермака» Игоря Растеряева.

Возражений не было.

Странно, должно быть, но звуки гармошки-трехрядки совсем не казались неуместными здесь, у экватора. И слова-рассказ о делах давно минувших не казались чужеродными. Особенно вот эта строка: «У России нет границ, у России есть только горизонт». Я ее даже повторил, и Кривуши взглянул на меня с сочувствием, то есть разделяя чувства. А мне стало неловко, потому что я сам не знал, что меня так зацепило: спроси – не объясню. А Мари… Она вздохнула так, как могут вздохнуть только русские женщины, и за этот вздох, в котором столько любви, столько готовности терпеть и надеяться, ты, мужик, жизнь отдашь.

Я не стал ставить другие песни, искать другую музыку, других исполнителей. Так мы и сидели – молча.

И так же молча Кривушин встал и отправился на нос плота. Я не стал провожать его взглядом – понятно, куда идет человек, дела естественные. Но я ошибся. До носа кэп не дошел. Открыл инструментальный ящик у мачты и достал пакет с тряпьем, а правильнее сказать – с портсигаром и телефоном.

– На, – сказал он, протягивая мне пакет. – Возьми с собой. На крайняк пригодится.

– Зачем?

– Если полиция прихватит – предъявишь. Да, скажешь, чуть не убил, но не убил же. А к остальному отношения не имею. А в Орте действовал по неведению и дурости.

– Ты того… – запротестовал было я, но был прерван:

– По дурости! – повысил голос Кривушин. – А потом бандитов испугался, с испуга и удрал. А портсигар хранил как доказательство. Как страховку. Можете проверить, газ на месте. Все на месте. И телефон – страховка. Я вчера на вахте его аккумулятор зарядил. И SIM-карту возьми, в столе она.

– Уже взял, – я хлопнул себя по карману.

– Чего ж ты выделываешься, коли сам сообразил?

– Я случайно. Как-то само собой вышло.

Кривушин сел рядом, а я убрал пакет в сумку.

И снова мы молчали.

Я вдруг подумал, надо бы попросить у дяди Пети фотографию на память, из «триптиха», лучше ту, где мы с ведром и клюквой, пусть со мной будет. Я даже рот открыл – и тут же его захлопнул. Нет, не заслужил пока.

Мари тихо вздохнула, опять совсем-совсем по-русски.

Я закинул голову. Звезды просом засыпали небо. Шелестели волны. Ветер сушил щеки.

Огни появились к началу «собачьей» вахты, которая у нас была одна на троих. Огней было мало. Это вам не Лазурный берег, это Барбадос.

Глава 21

Итак, что я знаю о Барбадосе?

Когда-то корабли искателей приключений из Старого Света, который тогда был просто Светом, в единственном числе, подошли к этим берегам. И что же увидели измученные долгой дорогой мореходы из оставшейся за океаном Португалии? Они увидели фиговые деревья, с которых свисала какая-то дрянь явно растительного происхождения. И взглянули моряки друг на друга, на свои заросшие диким волосом физиономии, и воскликнули: «Os Barbados!» Так появился на картах мира «бородатый» остров.

Так, что еще? Я напряг память, выискивая в ней что-то помимо «бородатой» истории, которой давеча поделился с нами Петр Васильевич Кривушин.

Из темных глубин поднялось лицо в обрамлении темных локонов, его сменил красавец парусник, потом раздались звуки – свист бича и стоны истязаемого, а затем хриплые мужские голоса затянули: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо…»