Черный парус беды

– Ладно, – снова уступил Миронов. – Дам время очухаться, я не жадный.

– Нет, – сказал Кривушин, – ты жадный. И злой. Если бы не твоя жадность, ничего не было бы. Ведь полна была кормушка, аж за ушами трещало, все равно еще хотелось. Чего тебе не жилось, а?

– Здесь спрашиваю я! – вскипел Миронов, но тут же поутих: – Хотя… Объяснил бы я тебе, дядя Петя, что к чему, да, боюсь, не поймешь. Но все же попробую. Вот ты, наверное, думаешь, что все это я ради денег залудил. Ошибаешься. Денег мне хватает и до конца жизни хватит. Обидно мне было, вот она, сердцевина. Я вкалывал, строил, создавал, приколачивал миллион к миллиону, и не рублей, заметь, «зеленых». Не он – я! А главным все равно Кульчицкий был. Распорядитель хренов! Одно время появилась надежда – окочурится, так нет, оклемался. На Фаял уехал здоровье поправлять. С одной стороны, мне полегче стало – все дела на меня замкнулись, но по сути-то ничего не изменилось: на вершине все равно он оставался, Культя. И захоти он, враз меня от кормила отодвинул бы… не кормушки, дядя Петя, кормила! Разве не тошно? А еще обиднее, что я при этом ему подарочки посылать должен. Со всем моим почтением.

– Выпендрошник, – вдруг проговорила Мари.

– Что?

– Ты ее не слушай, – торопливо сказал Кривушин, – ты меня слушай. Раз уж взялся отвечать, так выкладывай честь по чести. Я вот чего не пойму: ты зачем все так нагородил? Что за нужда была? Должен был сообразить, что слишком сложная конструкция, звеньев много, одно выдерни – все рассыплется. Оно и рассыпалось.

– Это все из-за него. – Миронов кивнул в мою сторону. – Если бы не он…

– Человек – существо непредсказуемое, – глубокомысленно изрек кэп. – Не винтик в часах, не шарик в подшипнике. А значение то же: нет винтика – и часы встанут, нет шарика – и все наперекосяк. Так ведь?

– Ну, так. Только ошибиться всякий может.

– Да уж, Коля, навалял ты ошибок. Сначала Сергея чуть под монастырь не подвел, потом бугаев своих к Кульчицкому послал, а они его до «кондратия» довели. Потом нам навстречу катер отправил с охотничками.

Миронов прищурился и сказал глухо:

– Выходит, встретили они вас. И где же мои архаровцы?

– Один точно на том свете.

– А второй?

– Второй? Это бритый который? Вот за него не скажу. Гостил он у меня на плоту, врать не буду. А вот дальше… Может, жив, а может, не повезло ему. Если жив, то болтается сейчас где-то в океане, лодку мы ему дали. Будет грести как следует – завтра-послезавтра сюда доберется. Тогда и встретитесь, если дождешься его, конечно.

Вопросительного знака в конце предложения не было, но он подразумевался. Однако Миронов на уловку не поддался – ждал продолжения. И кэп продолжил, опуская детали про то, как, собственно, бритый бычара оказался на плоту, как прежде не сказал, куда делся белый катер:

– В общем, отпустили мы его, но сначала поговорили.

– И что он вам наплел?

– Кое-что. Не все, конечно, но мы не живодеры, пытать не стали.

Миронов задумался, очевидно, решая, как ему себя вести: выяснять, сказал ли бритый о начинке портсигара… а вдруг умолчал? А если смолчал, и ведь наверняка смолчал, то и ему лучше молчать, и не потому, что сказать нельзя, теперь все можно, а просто ни к чему.

И он спросил о главном:

– Где портсигар?

Кривушин не ответил.

Отвечать должен был я.

Глубоко вздохнув, я кашлянул осторожно, проверяя, на месте ли связки и гортань, и сказал:

– А ты чего не в Чите?

Не спрашивать я должен был – отвечать. Но вырвалось это, потому что с первых секунд, как Миронов встал передо мной, как лист перед травой, именно этот вопрос занозой сидел у меня в голове и типуном на языке.

– В Чите? – удивился Колька. – В какой Чите? Ах в Чите… – он рассмеялся. – Был я там, правду в газетах пишут, только давным-давно, обознался стукачок. Я другим путем родные пенаты покинул. Через тайгу и Китай долго и хлопотно. Есть пути попроще, особенно если запасной паспорт наготове, в нем только фотография моя, а все остальное чужое. Так что имей в виду, дружище, что не Миронов я теперь, имя-отчество тоже другие, и родился я не в деревне Ключики Новгородской области, а… впрочем, это все неважно.

– А здесь ты – как?

– Это ему спасибо скажите, Петру Васильевичу. Газеты о нем уж трубить устали. Атлантика, Барбадос…

Лгал Колька и не краснел. Не было никакого ажиотажа в прессе, теперь мне это доподлинно было известно. И про Барбадос только днями выяснилось.

– А где он, там и ты, Сережа, – продолжал Миронов. – Вот я его в порту и поджидал. Встретил. Глядь, ты в толпе светишься. И девица с тобой. Чего ж ты девчонку не пожалел-то, а? С собой через океан потащил.

– Я сама, – подала голос Мари.

– Ах, сама… Ну, сама и расхлебывай. Значит, встретил я дядю Петю. Подождал, когда он на причал выйдет, и за ним потопал. Он меня к вам и привел. Я-то, признаться, думал, вы на плоту прячетесь. Что, высадил вас капитан где-то на побережье, да? Ну, мне так даже сподручнее, а то выковыривай тебя с плота для разборок.

– Хорошо – не для «стрелок».