– Я? Я подала прошение об отставке. И по-моему, руководство этому только радо. Я избавила его от необходимости принимать меры, выносить взыскания, все-таки на Фаяле с действовала в нарушение инструкций. Приказано было не вмешиваться, а я стулом… И в дом Кульчицкого полезла. А потом на плоту вообще отказалась выполнить приказ. Подчиненным такое спускать нельзя. Даже если все оказалось во благо делу, все равно нельзя.
– Значит, свобода? – задумчиво произнес кэп. – Свобода – это хорошо. Это просто здорово! И что собираешься делать?
– Ну что ты к ней вяжешься, дядь Петь, – не выдержал я. – В Париж вернется. Скатертью дорога!
– Зачем ты так? – тихо сказала Мари. – Я ведь не хотела…
– Это мы уже слышали!
Мари повернулась к Кривушину:
– Дядя Петя, а можно я с вами? Дальше? Возьмите меня, пожалуйста.
Я как сидел, так… и остался сидеть. А вокруг рушились вселенные. Да что же это делается? Как же это? Париж ей, видите ли, не нужен. Может, и мне Москва без надобности. Может, я тоже… Может, я сам…
Капитан молчал.
– И вот еще. – Мари достала из кармашка платья фотографию. – Вы ее на стенку в каюте прикрепите. Рядышком с теми. Пусть будет… На память.
Я вытянул шею. На фотографии была она, Мари – девушка, красивая до невозможности.
– Здесь вот какое дело, – размеренно проговорил Кривушин. – Дорога предстоит дальняя. Панама, потом Полинезия. Тут не только меня надо спрашивать, хоть я и капитан. Тут у всего экипажа надо поинтересоваться – как он, не против? Что скажешь, Сережа, ты не против?
Дядя Петя смотрел на меня, и столько лукавства было в его взгляде, столько ума и доброты, что я понял: нет у меня никого ближе этого седого странника. Вот не хочу я с ним расставаться, даже думать об этом не хочу. С ним – и с Мари.
И я сказал:
– Ладно, пускай, я не против.
Кривушин огладил пятерней усы и бороду:
– Вот и согласовали.
А Мари…
Она не захлопала в ладоши, не залилась смехом, она взяла из миски печенье и с хрустом разгрызла его. Потом встала, одернула платье и скинула туфли, потому что босиком на плоту удобнее.
– Давайте я чай заварю, – сказала она и все же засмеялась: – Соскучилась я по вахтам.
Солнце Барбадоса путалось в ее волосах.
Мир и гармония царили внутри нас и вокруг нас.
Наверное, это и есть счастье.
О, Мари!
САНТА ПАРУС
Каждый год, 31 декабря… Ну, вам прекрасно известно, кто каждый год, 31 декабря, ходит в баню. И чем такой поход в баню может закончиться, вам тоже известно. Но традиция есть традиция – приходится следовать.
А вот мы с ребятами, мы с института друзья, каждое лето на неделю отправляемся на Селигер. Две машины, на багажниках два складных швертбота «Мева», а в салонах четыре радостно хихикающих обалдуя. Это мы. Саша, Паша, Вадик и я, Сергей меня зовут.
Есть у нас и другая традиция. С тех давних пор, когда мы только-только распрощались с армией, как за полтора года до того распрощались с институтом, когда были уже не зеленые, но пока не ржавые, когда еще продолжали распускаться и не верили, что когда-нибудь опадем, с тех давних пор повелось у нас встречать Новый год вместе и в местах по возможности экзотических.
Потом первый из нас – Вадик – отправился под венец. И тут же возникла проблема, поскольку бытует в народе ошибочное суждение, будто Новый год – праздник семейный. Жена Вадика придерживалась именно этого мнения. И если неделю с Селигером и швертботом молодая супруга перенесла стоически, то тут уперлась.
Вадик, понятно, напрягся, за ним – его друзья, следом напряглась традиция. Будущее рисовалось в черных красках, а затем вдруг развиднелось. До сих пор тайна, что произошло, что было сказано, но Вадик с нами поехал. Пусть на два дня и одну ночь, а не на четыре и три, как остальные, но ведь поехал же! Потому что традиция. Если их не поддерживать, не холить, не лелеять, что с миром будет? И нами.
Когда собрался жениться Пашка, он будущую супругу сразу предупредил, что два раза в год… и далее по тексту. Выбирай, любимая. Подающий надежды нефтеторговец с кое-какими недостатками или полное их отсутствие без нефтеторговца. Догадайтесь с одного раза, каким был ответ.
То же и Саня. Он тоже поставил вопрос на поребрик: люби, какой есть, а я тебя зато все остальные дни года любить буду. И опять же догадайтесь, каким был ответ. С учетом того, что Саня никакого отношения к нефти не имел. Поняли, да? Фырк – и остался Саня холостым.
Как я. Только я даже не пробовал. И ничуть меня это не расстраивает.
Вот такая у нас команда и такие традиции. Ну, а теперь самое время рассказать о том, что случилось год назад.
А случилось, что наш Санек стал миллионером. Землевладельцем. Латифундистом. Что примечательно, не сделав для этого решительным образом ничего. Само привалило.
Как и положено ныне, сначала раздался звонок.
– Александр Семенович? Поздравляю, у вас дядя умер.
Саня, ясный пень, расстроился, потому как дяди у него не было. Поэтому пообещал:
– Вадик, убью! Не того разыгрываешь.