Черный парус беды

Хоть и затемно, а Ленинградка в Химках все одно была малопроезжей. В городе вообще в последние дни творилось несусветное. Народ скупал, готовился! Теперь потянулся прочь из столицы. Пока не весь, днем будет хуже.

У Зеленограда вырвались на оперативный простор. За Солнечногорском прибавили. За Клином дернули так, что спасибо шипам на новеньких покрышках.

– Слушай, Сань, – сказал Вадик.– На кладбище надо заехать. Прилично будет.

Вадик не только ренегат, он еще и чувствительный. Но знаем об этом только мы, друзья. По жизни он чиновник в каком-то столичном департаменте, и скажи кому из его подчиненных, что их начальник – нормальный человек, с чувствами, – не поверят. Он для них зверь.

– Уже договорился, – ответил Саня. – Сегодня не получится. Завтра. Встретят, проводят.

Следующий час мы решали, какой селигерский плес в этом году подвергнется нашему нашествию, а точнее сказать – наплыву. Решили – Полновский, самый северный. Потом заговорили о наших суденышках.

– Паруса новые нужны, – заметил Саня.

Мы закивали. В прошлом году нас здорово потрепало. Такие ветра были, что мы на «Мевах», как на «Кадетах», по волнам прыгали. Даже откренивали, что для польских «раскладушек» вещь небывалая. По крайней мере, нам прежде не доводилось. Как мачты не потеряли!

– Здорово было, – с грустью проговорил Пашка.

– А помнишь, как ты в камыши влетел? – мстительно сказал я. – К рулю не пускал, мол, я бейдевинд лучше держу, и так напортачить.

– Ну, облажался, – согласился Пашка. – А ты на мель выскочил. Было?

– Дилетанты, – презрительно бросил Вадик. – У нас таких бэгов не бывает.

– Оно конечно, – протянул Пашка. – Потому вы с Серегой все время нам в корму и смотрите.

– Ага, а вы из себя такие смелые и отважные! Чуть лодку не утопили.

– Так это когда было? Три года! И вообще, кто оверкиля не отведал, тот…

– Ага, а вы…

Так, препираясь, мы въехали в Тверской край. А еще через два часа были на месте – на берегу речки Черной.

Все складывалось более чем. Во-первых, дорога. Снега навалило будь здоров, но грейдер проложил вполне приличный туннель с высокими белыми стенами, и проехали мы запросто. Во-вторых, жил Санькин дядька у самой околицы деревни, да и не деревни даже, а россыпи домишек, такой негустой, что даже непонятно было, как это поселение величать – выселками, что ли? Над домами курились лишь два печных дымка, так что мельтешения соседей – туда-сюда, туда-сюда! – можно было не опасаться. В-третьих и в главных… Хотя об этом позже.

Грейдер грейдером, а пошуровать лопатами пришлось, благо лопаты мы прихватили – я ж говорю, мы мужики обстоятельные. Раскопали ворота, загнали тачку. Больше пока решили не пыжиться, овчарня-гараж может и погодить. Направились к дому – крепкому такому, ладному, суриком крашеному, с белыми наличниками, с большим висячим замком на дверях.

Ключ, как и было указано, мы нашли под половицей.

Замок скрипнул и откинул дужку.

В доме было холодно.

Мы вошли, притихшие. Из уважения к жившему здесь человеку.

– Вот и приехали, – тихо сказал Вадик.

Саня подошел к стене, на которой висела фотография в рамке.

– И кто из них мой отец?

С фотографии на нас смотрели два парня. Очень похожие друг на друга. Братья. И на Саньку похожие. Хотя, вернее, это он был на них похож. Такой же скуластый, блондинистый.

– Ну, чего застыли? – нарочито громко сказал Пашка. – Давайте разгружаться.

Я первым вышел за дверь. Что-то мне было не по себе.

В несколько заходов мы перенесли в сени рюкзаки, упаковки с петардами – фейерверк у нас обязательная процедура, ящики с пивом, сумки с провизией. Столько набрали – взвод накормить можно!

– Пропустим?

С устатку да нежрамши нас повело с первой же рюмки. И вся неловкость слетела, как швартовый конец с утки, как лушпайки с луковицы, как бюстгальтер… Простите. Ну, я же говорю, повело!

А клин – клином. Поэтому мы выпили еще. Закусили. Снова выпили. И растопили печку, благо что дрова были при ней. И топор тоже. А могли и не растапливать. Электричество было, и покойный Санькин родственник использовал его на все 100. Тепловые завесы, тепловые вентиляторы, водогрейный бак – все было в наличии и, наверное, даже функционировало. Но мы не стали проверять. Так хорошо у печки! Да после водочки с огурчиком.

– А дядька у тебя был человеком со средствами, – сказал я. – Откуда деньжишки?

Саня повел головой, будто его ворот душил, это у него привычка такая:

– Оборотистый был человек. Из первых кооператоров. Пекарню в Твери держал. Мне адвокат рассказал. Когда предпринимателей крышевать и отстреливать начали, плюнул на все, свернул дело и сюда подался, в поля. Тихо здесь жил. На проценты.

– Рантье, – не без зависти сказал Пашка.

– Ладно, – поднялся Вадик. – Пойду овчарню посмотрю.

Он вышел, а мы продолжали говорить ни о чем. Самое милое занятие – после огурчиков. И водочки. Прошло, должно быть, минут десять, прежде чем дверь с грохотом распахнулась.

– Мужики! – сказал Вадик приглушенным и совершенно трезвым голосом. – Там такое!

На дворе уже смеркалось. Мы двинулись гуськом, след в след. Вадик был Сусаниным.